— Пусть попробуют, — в голосе одноглазого мелькнуло откровенное злорадство. — А коли ты опасаешься брякнуть лишку, я знаю способ этому помешать. Причем мне даже ворожить не потребуется, так что мы не привлечем внимания хозяев. Ну-ка, чтобы скоротать время, поведай мне что-нибудь любопытное.
— Что именно? — опешила девушка.
— Скажем, отчего ты считаешься ненаследной баронеттой, — предложил Хасти, подбирая с пола длинную соломинку и рассеянно крутя ее между пальцами. Айлэ задумалась, выстраивая в уме цепочку событий, приведших к тому, что она носила столь диковинный титул, и начала:
— Ты ведь знаком с моими родителями? — Кивок. Чтобы вспомнить все как следует, баронетте нужно было остановить на чем-то взгляд, а бегающая меж пальцев одноглазого соломинка словно нарочно притягивала внимание. — Значит, тебе известно, что Райан Монброн… как бы это сказать… в общем, он уже лет четыреста считается умершим. В фамильном склепе стоит его надгробие — папа обожает время от времени туда наведываться и распивать кувшин-другой на собственной могиле. Но, раз человек по имени Райан Монброн мертв, у него нет никаких прав на титул — ведь так? Отец упорно не желает с этим мириться, и по-прежнему зовет себя «бароном Танасульским». Хвала богам, у него хватает ума не заявляться в дворянское собрание края, потрясая истлевшими грамотами и требуя законного возвращения прав и привилегий. Он просто забавляется, извлекая из этого определенную пользу — порой ему удается выжать из нынешних носителей фамилии кругленькую сумму в золотых монетах. Когда же папа женился, а потом на свет появилась я, он на радостях вбил себе в голову новый замысел — имя его дочурки непременно украсит развесистое геральдическое дерево Танасула! Отец и матушка к тому времени числились придворными магиками Трона Льва, мама водила дружбу с госпожой Дженной, та обратилась к королю, а Его величество как раз хандрил и оттого соглашался на любые просьбы. Указ подписан, оглашен герольдами в Тарантии и в Танасуле, благородные месьоры вполголоса возмущаются очередной скандальной выходкой монарха, но делать нечего — девице-вампиру присвоен титул «баронетты Танасульской», хотя и с отчуждением права передачи наследования по крови, званию и первородству, если я ничего не перепутала. Да, и удела в фамильных владениях мне тоже не полагается — только имя.
— Захватывающая история, — Эллар переломил тихо хрустнувшую соломинку, и девушка вздрогнула, точно пробудившись от дремы. — Теперь припомни: откуда мы с тобой взялись в пределах достославного Альвара?
— Мой отец обнаружил какое-то старинное заклинание и хотел узнать, каково его действие, — Айлэ точно со стороны услышала собственный, весьма уверенный голос, а мысленно увидела ряд туманных картин, сопровождавших ее повесть. Мало того: она
— Будешь кричать, что мое колдовство сработало как-то не так? — самодовольно поинтересовался Хасти.
— Не буду, — вздохнула девушка. — Но, когда мы отсюда выберемся, ты вернешь мои воспоминания обратно?
— Сама управишься, — отмахнулся магик. — Не так уж это и сложно. Ну, теперь мы готовы к предстоящим битвам за спасение собственных шкур, хотя сперва я не отказался бы малость пе рекусить. В былые времена альбы относились к пленным довольно снисходительно, но сохранились ли эти благие традиции?
— Давай постучим в дверь, — предложила 6аронетта Монброн. — Наверняка поблизости околачиваются какие-нибудь караульные или просто любопытные. Я знаю, как попросить по-альбийски воды… а еще хлеба и мяса.
— Твои познания воистину безграничны, — Хасти склонил голову набок, прислушиваясь к каким-то отдаленным звукам. — Но ты малость опоздала. Сюда приближается конный отряд… довольно большой, не меньше дюжины верховых. Надо полагать, явились желающие поглазеть на диковинных зверюшек. Не вздумай трусить! — он слегка повысил голос, заметив, что девушка испуганно сжалась и притихла. — Ты отлично справилась со здешним травознаем, вот и продолжай дальше. Ничего они тебе не сделают, это я обещаю.
— Хотелось бы верить, — буркнула Айлэ, кидаясь к своей обзорной щелке. К сожалению, все, что ей удалось разглядеть — облако легкой зеленоватой пыли, а также очертания двух или трех всадников, скрывшихся за углом дома. Отчетливый перестук копыт стал реже — лошади перешли с галопа на шаг — и слегка отдалился. Баронетта облегченно перевела дух: должно быть, гости решили вначале навестить усадьбу.
Но кони внезапно зафыркали и зазвякали сбруей совсем рядом с тонкими стенами чуланчика, раздался негромкий шелестящий звук, словно бы медное блюдо натирали шелковым лоскутом, лязгнул ключ в замке. Дверца сарая распахнулась настежь, кто-то заглянул внутрь и требовательно махнул рукой, приказывая выходить.
После мутного полусумрака чулана ослепительное летнее солнце снаружи заставило Айлэ Монброн зажмуриться — подобно всем уроженцам Рабиров, она недолюбливала слишком яркий дневной свет. Шедший следом Хасти подтолкнул ее в спину. Девушка легко сбежала по ступенькам, и, едва ее нога коснулась мягкой травы перед сараем, альбийские воины окружили ее с четырех сторон.
Баронетта отметила, что помимо уже знакомых лучников, среди караульных появилось несколько воинов иного вида. Более высокие и смуглые, одетые в легкие доспехи из жестких пластин густо-синей кожи с великолепным, золотым тиснением на груди, с короткими тонкими копьями наперевес и пристегнутыми к поясам кинжалами, эти смотрелись настоящими бойцами и вели себя куда более решительно. Айлэ и, следом за ней шагах в десяти, рабирийца почти бегом погнали меж домов куда-то к дальней окраине. По пути им не позволяли ни оглядываться, ни переговариваться, а при малейшей задержке чувствительно покалывали копьем пониже спины.
Такое обращение лишило девушку всякой возможности запомнить дорогу, которой их вели, а также желания рассматривать местные достопримечательности. Пару раз она слышала гневный рык Хасти. В глазах потемнело, дыхание сбилось, и бегущий перед ней копьеносец, оборачиваясь, бросал на нее насмешливый взгляд. Потом плотное кольцо спин мгновенно расступилось по окрику головного воина, и пленники с разбегу вылетели на большое пустое пространство, под взгляды десятков любопытных глаз. К этому моменту Айлэ совершенно выдохлась и думала единственно о том, как бы устоять на ногах, но все равно упала бы в желтую пыль, не подхвати ее одноглазый. Лишь немного погодя она смогла наконец отдышаться и рассмотреть место, где, возможно, предстояло решиться их общей судьбе.
Плотно утоптанный круг, засыпанный мелким желтым песком, с коего при малейшем движении вздымались облачка едкой пыли, достигал в поперечнике шагов двадцати. Наверное, жители поселка, название которого пока что оставалось тайной, накрывали здесь большие столы во время праздников или, может быть, всем миром решали вопросы, требующие общего обсуждения. Ближайший дом, добротный, бревенчатый, украшенный богатой резьбой, остался позади. За кругом желтого песка, отчего-то напомнившим Айлэ гладиаторскую арену, начинался роскошный луг с изумрудной травой.
Как раз на границе яркой зелени и пыльной желтизны раскинул великолепную крону огромный старый дуб. В его тени стояли три кресла, сделанных резчиками из обрубков огромных древесных стволов. Одно, пониже, пустовало. В другом восседал альб в сине-серебряных одеждах и с тонким жезлом из полированного дерева в руке. Длинные золотые волосы альбийского вельможи, собранные в пучок высоко на затылке, спадали до плеч, прекрасное лицо хранило скучающее и надменное выражение. Третье кресло занимала медноволосая красавица, рассеянно поигрывавшая подвеской из крупного сапфира в глубоком вырезе длинного синего платья. Полдюжины копьеносцев в синем выстроились полукругом за спинками кресел, еще не менее дюжины через равные промежутки окружали арену, картинно приставив копья к ноге. Были среди охраны и местные лучники, в сравнении с пришлыми воителями выглядевшие весьма бледно, а фоном происходящему служила безмолвная толпа поселян, числом сотни полторы. Ни одной женщины или
