Наброски синим, зелёным и серым

На обветрившемся, изрытом ливнями и подмытом волнами прибрежном утесе высятся груды развалин прежнего аббатства. С них теперь на том месте, где гордо высились семь башен, не видно ничего, кроме болот со сверкающими среди них бликами темной воды, и не слышно других звуков, кроме прибоя волн да крика прибрежных чаек.

Ютящиеся по краям болота простые рыбаки могут подтвердить сомневающимся ту непреложную истину, что Господь долготерпелив, но страшен и беспощаден в своем гневе. Они, эти простые рыбаки, скажут вам, что в бурные ночи с моря доносятся громкие голоса, заклинающие давно умерших монахов подняться из своих забытых могил и помолиться за упокой грешных душ бывших обитателей семибашенного города. Монахи послушно выходят из недр земли, одетые в длинные белые одежды, как будто сотканные из светящегося тумана, и медленно обходят кругом поросших бурьяном и дроком развалин их бывшего аббатства. И их молитвенный хор возносится над бешеным ревом волн и свистом бури.

Много уж веков умершие монахи молятся за души обитателей семибашенного города; много и еще будущих веков назначено им молиться, чтобы Господь простил эти страдающие души, пока, наконец, не будет стерт в прах рукою времени последний камень старого аббатства. Только тогда люди будут знать, что гнев Господень на грешных граждан семибашенного города утолился; только тогда и море снова отступит назад в свои прежние границы, и чудный город опять очутится на суше.

Я знаю, многие скажут, что все это — простая легенда; что восстающие в бурные ночи из глубин моря туманные человеческие фигуры, с мольбою простирающие к грозному темному небу свои светящиеся руки, — не что иное, как игра фосфоресцирующих волн, а мелодичный хор монахов, покрывающий шум бури и гул моря, — лишь отзвуки ветра.

Да, сказать можно все. Могут и слепые утверждать, что они видят. Но как слепы те, которые смотрят только телесными очами, не давая себе труда раскрыть свои духовные очи, даже часто и не подозревая у себя их существования! Что же касается меня, то я ясно видел процессию белых монахов и слышал их скорбное молитвенное пение, несущееся к небу, — пение, которым испрашивается прощение согрешившим душам. Сказано где-то, что когда совершается грех, в тот же миг рождается молитва, чтобы нестись по неизмеримости пространства и времени вслед за этим грехом для исходатайствования прощения тому, кто совершил его. Кто что ни говори, но весь земной шар окружен молитвенно сложенными руками живых и мертвых, и только эти руки являются тем непроницаемым щитом, от которого отскакивают стрелы Божьего гнева…

XVIII Плавучие деревья (Картинки из современной жизни)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Мистер Треверс.

Миссис Треверс.

Марион (их дочь).

Ден (джентльмен без положения).

^{Комната, выходящая в сад, из углов выступают тени, перед которыми медленно отступают бледнеющие сумерки. Миссис Треверс сидит в плетеном кресле. Мистер Треверс, с сигарой в зубах, сидит на другом конце комнаты. Марион стоит перед открытым окном.}

Мистер Треверс. Хорошенькое местечко разыскал тут Гарри.

Миссис Треверс. Да, очень недурное. Будь я на месте Марион, я непременно оставила бы его за собой. Тут все удобства: дешевое катание по реке и самый дом можно вести попроще. Да и отвадить лишних гостей отсюда тоже очень легко. Помнишь, как Эмили избавилась от родни своего мужа и тех несносных американцев, которые стали было таскаться к ней в городе? Взяла да и уговорила мужа снять речную дачку в Горинге — и дело с концом. Эта дачка была у них настоящей клеткой — повернуться было негде. Зато какой хорошенькой она выглядела с той стороны реки, когда Эмили развесила занавесочки на окошечках и украсила двери снаружи зеленью. У нее там к завтраку всегда были холодные закуски с пикулями, и она называла это пикником. Кто у них бывал, очень хвалил; говорил, что все так просто и уютно.

Мистер Треверс. Но, кажется, они недолго прожили там.

Миссис Треверс (не обратив вниманья на это замечание, продолжает). Особое шампанское держали для гостей. Если я не ошибаюсь, Эмили платила за дюжину всего двадцать пять шиллингов, и все-таки его можно было пить; вполне было хорошо по цене. Тот старый индийский майор… как бишь его звали?… Ну, все равно! Дело в том, что этот самый майор говорил, что никогда не пивал такого превосходного шампанского. Он всегда выпивал по бокалу перед завтраком. Смешно было смотреть… Жаль, что я забыла, где Эмили брала это шампанское…

Мистер Треверс. И отлично, что забыла. Нам совсем не к чему знать, где добывается такое отвратительное пойло. Марион выходит за человека богатого. Он найдет, чем прилично угостить, не выгадывая ни пенса.

Миссис Треверс. Может быть. Но, по-моему, никогда не мешает показывать вид, что мы гораздо богаче, чем думают о нас люди. Для этого нужно только уметь отводить глаза, дешевое представлять дорогим. Иначе нельзя жить ни при каких средствах. Потом нужно держать как можно дальше от себя лиц, которые считают себя вправе навязываться насильно, хотя совсем не подходят для нашей компании… (К дочери.) Советую тебе, Марион, не очень сближаться с сестрами твоего жениха. Они очень миленькие девочки, и ты должна быть с ними любезной, но только не дружи с ними. Они ужасно старомодны, совсем не умеют одеваться… вообще, они могут уронить твой дом в глазах всех порядочных людей.

Марион. Однако едва ли произведет на «порядочных» людей хорошее впечатление, если я буду ни с того ни с сего отваживать сестер моего мужа от своего дома.

Миссис Треверс. Я не говорю «отваживать», а только советую тебе не слишком приближать их к себе. Нужно, чтобы они чувствовали разницу между собой и нами… Кстати, хотела спросить тебя: действительно Гарри так богат, как говорят? Хорошо бы узнать об этом, пока еще не поздно.

Maрион. Не беспокойся, мама, об этом я сама позабочусь, не сделаю промаха.

Мистер Треверс (вскакивая с места). Господи! вы так рассуждаете об этом деле, словно собираетесь устроить выгодную куплю и продажу. Даже слушать вас страшно!

Миссис Треверс. Ах, пожалуйста, не сходи с ума, Джеймс! На все нужно смотреть прежде всего с практической точки зрения. Для вас, мужчин, супружество — дело одного чистого чувства, — это, впрочем, так и должно быть, — но женщине не следует забывать, что для нее замужество — вопрос жизни, вопрос всей ее будущности, ее положения в обществе…

Марион. Да, папа, если я упущу этот случай продать себя подороже, то другого мне, пожалуй, уж и не представится.

Мистер Треверс. Ну уж и девицы нынче! В мое время они думали и говорили больше о любви, а не о доходах женихов.

Марион. Это было, должно быть, потому, что они тогда иначе воспитывались и не получали такого образования, какое получают теперь.

^{Входит Ден. Ему лет за сорок с лишком. Одет неказисто. Манжеты и воротничок потрепаны и помяты.}

Ден (оживленно). А вот и я!

Миссис Треверс. А мы только что удивлялись, куда это вы все запропастились.

Ден. Мы катались по реке, и меня послали за вами. Великолепный вечер. Луна только что всходит. На реке просто прелесть.