Предчуствие беды

на Тараки и совершить под этим предлогом реальное покушение на Амина. И решили они все это сделать, скорее всего, не сами — кто-то им подсказал…

Узбекская СССР Чирчик 10 сентября 1979 года

— Сначала должен умереть ты, Хабиб, а потом уже и этот человек — подполковник Колесник выложил на стол перед майором Халбаевым небольшую, девять на двенадцать фотокарточку — и если что-то случится, если придет информация о том, что этот человек мертв, значит, мы будем считать что ни тебя, ни твоего батальона уже нет в живых. Только так мы тебя поймем.

Капитан Халбаев повернул к себе фотокарточку. Мужчина, пожилой, с усами, с благородной сединой. Лицо, не раз мелькавшее на страницах газет.

Генеральный секретарь ЦК НДПА Нур Мухаммед Тараки. Вождь Апрельской революции.

— Понятно, головой отвечаю — кивнул Хабиб — не впервой.

— Такое — впервой. Задачу на охрану ставит Москва. Охранять ты еего должен днем и ночью. Ине столько от чужих, сколькою…

Колесник запнулся — говорить или не говорить? Если сказать — нарушишь инструкции. Если не сказать- это может стоить жизни старому другу.

— Сколько от своих. Понял?

— Так точно — отчеканил Халбаев. Он и в самом деле понял. Понял, какую ответственность берет на себя Колесник, выдавая ему такую информацию. Даже не выдавая — просто намекая на то, на что даже намекать нельзя.

И он был благодарен ему за это.

— Не такточничай… — недовольно произнес Колесник — не до того сейчас. Сейас поднимай батальон. Лишнего… ну, ты понял. Доводишь задачу, только осторожно. И — сразу в машины и на аэродром. Я — в штаб округа. Задача ясна?

— Так точно.

Не обнялись, не попрощались. В спецназе все суеверны. И хотя марксистско-ленинская теория отвергает всяческие суеверия, но… не попрощались.

Еще увидимся…

Халбаев вышел в дежурную часть. Дежурный — в форме ефрейтора Советской армии но вовсе не ефрейтор, молодцевато вскочил

— Поднимай батальон. Боевая тревога!

— Есть!

Батальон остановили уже когда он вышел на аэродром взлета и готовился к погрузке. Остановили, дали команду, вернули в пункт постоянной дислокации. Причины этого ни Колесник ни Халбаев так никогда и не узнают…

Москва, Ходынское поле Центральный аппарат ГРУ 10 сентября 1979 года

— На месте?

Адъютант начальника ГРУ, подполковник Игорь Александрович Попов вскочил с места

— На месте, товарищ генерал-майор… куда вы?!

Не обращая внимания на всполошившегося адъютанта, генерал-майор Горин прошел в кабинет, с шумом хлопнув дверью…

Генерал армии Ивашутин поднял глаза от каких-то бумаг, которые он увлеченно изучал, нацепив на нос очки. Генерал Ивашутин стеснялся своего ухудшившегося зрения, и надевал очки только когда рядом никого не было.

— Игорь, все нормально… — спокойно сказал он — не пускай к нам пока никого.

— Товарищ генерал армии, как это понимать?! — начал Горин

Генерал Ивашутин снял очки, положил на стол.

— Ну, во-первых — СМИРНО!!!

Генерал Горин автоматически, не задумываясь, принял уставную стойку. Оба генерала в армии служили долго, очень долго, а полученное в армии забыть невозможно.

— Вот так — удовлетворенно сказал начальник ГРУ — а теперь вольно. Садись сюда, читай, да повнимательней…

Генерал Ивашутин протянул своему подчиненному те самые бумаги, которые до этого читал сам. В отличие от Ивашутина, Горин сохранил свое зрение, и очки дл прочтения не требовались…

— Уму непостижимо… — почти сразу же, еще с первых страниц заявил он

— Что именно?

— Уму непостижимо как у нас принимаются решения. Заседание оперативной группы было на днях, чтобы их.

— Какой оперативной группы? — с невинным лицом спросил Горин

Можно было бы, как говорят в армии 'прикинуться шлангом'. Ну, ошибся, товарищ генерал армии, оговорился. Нет никакой оперативной группы, и не знаю, о чем вообще идет речь. Но так нельзя поступать с людьми, которых уважаешь? А Горин Ивашутина — уважал. И не только по военным делам — оба служили в СМЕРШ. Уважал как человека.

— Извините, товарищ генерал армии — полуофициально ответил Горин — сами знаете, что не могу. Сие тайна великая есть.

Ивашутин не обиделся — он слишком много видел в своей жизни, чтобы обижаться на такое.

— Вот. А потом, Владимир Владимирович, вы говорите, что уму непостижимо как принимаются решения. Мне тоже непостижимо, в чем таком секретном участвуют мои подчиненные без моего ведома. И почему нарушается командная вертикаль?

— Это решение генерала армии Соколова. Насколько мне известно, есть прямой запрет начальника генерального штаба, маршала Огаркова на введение каких-либо подразделений Советской армии и в Афганистан. Есть решение ЦК по этому вопросу и не одно.

— Решение ЦК… Обстановка резко обострилась. Есть спецбатальон, мы его готовили как раз для возможного вмешательства в случае резкого обострения обстановки в Кабуле. Принято решение обеспечить охрану генерального секретаря ЦК НДПА Нур Мухаммеда Тараки силами дислоцирующегося в Чирчике батальона…

Складывалась совершенно безумная ситуация. Когда формировали мусульманский батальон — нужно было прикрытие. Никто не позволит формировать воинскую часть непонятно с какими целями. Вписали Афганистан — возможное вмешательство в столице Афганистана г. Кабул в случае резкого обострения оперативной обстановки и возникновения реальной угрозы революционным завоеваниям народа Афганистана. Это показалось довольно удачным ходом — Афганистан был у всех на слуху, в ЦК, в