Шофер распахнул дверцу, и его высокопреосвященство сказал:
— До завтра, брат Гаспар. Подумайте обо всем, что я вам говорил, и не останавливайтесь, пока не найдете на всё ответы, сохраняйте чистоту и не падайте духом, и пусть Мвари, великий Мвари на небесах, просветит вас и дарует вам защиту и мужество.
Гаспар поцеловал кардинальский перстень и, выйдя из машины, услышал голос: «Трогай, трогай!»
«Мерседес» снова тронулся с места, и брат Гаспар еще долго махал рукой на прощанье, а в душе его эхом отдавался вопрос его высокопреосвященства: «Вы не из их числа, брат Гаспар?»
XII
Долг масс — принять поставленное над ними правление и смиренно исполнять приказы, отдаваемые правителями.
Несмотря на предупреждения кардинала Маламы и царившее в душе смятение, брату Гаспару ни на минуту не пришло в голову бросить вызов Хакеру, не явившись на встречу, потому что, помимо естественного страха прогневать префекта Священной конгрегации, он не мог отрицать очевидной огромной важности, которую приобретала встреча и которая состояла в том, что ему сообщат в основных чертах содержание пастырского послания, которое он должен будет вручить Папе завтра утром. Однако эта новая встреча не сулила ничего хорошего, кроме разве возможности поужинать в соответствующей обстановке. Для пущего унижения, не говоря уже о том, что он остался без средств, ему пришлось идти пешком под дождем с зонтиком, который он купил пять или шесть дней назад у уличного торговца и который никуда не годился со всех точек зрения и не только из-за своих малых размеров, словно рассчитанных на карлика или ребенка, но также из-за предательской склонности спиц выворачиваться под частыми порывами ветра, бушевавшего на улицах Вечного города. Так или иначе, бедняга Гаспар явился в ресторан без четверти девять, иными словами, непростительно опоздав на пятнадцать минут, и, с естественным беспокойством понимая, что его ждет наиболее могущественный из кардиналов, он поспешил спросить о нем у монахини-индианки, которая ошарашила его, в свою очередь спросив, не он ли, случаем, брат Гаспар Оливарес, что монах признал с немалой тревогой, опасаясь, что Хакер, придя в нетерпение, отменил встречу, однако, к его удивлению, оказалось, что монахиня всего лишь хотела, чтобы он оставил свой автограф в книге для почетных посетителей. Брат Гаспар ответил, что, положа руку на сердце, она, несомненно, его переоценивает: никакой он не почетный, а всего лишь вымокший до костей бедный грешник.
— И поэтому, будьте добры, первым делом проводите меня к его высокопреосвященству Джозефу Хакеру. Или он уже ушел?
— Следуйте за мной, — ответила монахиня и легкой рысцой проводила Гаспара к подножию узкой лестницы. — Ступайте первым, — добавила она с улыбкой.
Весьма любопытно, что его высокопреосвященство кардинал Хакер и брат Гаспар снова столкнулись на лестнице — той, что вела в верхний зал и кабинеты, — хотя на сей раз доминиканец поднимался, а его высокопреосвященство спускался.
— Ваше высокопреосвященство, — сказал Гаспар, ловя руку кардинала, в то время как тот, махнув ею перед глазами обеспокоенного монаха, спрятал ее за спиной, — жест, который бедняга Гаспар истолковал как доказательство того, что кардинал рассержен его непунктуальностью.
— Ваше высокопреосвященство, — робко, однако не переставая улыбаться, вмешалась монахиня, — вам не пришелся по вкусу кабинет? Вы предпочитаете ужинать в главном зале? — Хакер чуть кивнул. — Как будет угодно вашему высокопреосвященству, — сказала монахиня, повернув вниз.
Она указала им столик, пока другая монахиня отодвигала кресло сначала для Хакера, а затем для брата Гаспара, и через мгновение каждому вручили меню. Его высокопреосвященство, водрузив на нос очки, заказал soupe a l'oignon gratinee и gigot d'agneau aromatise aux fruits secs.[14]
— А вы что возьмете? — спросила монахиня.
— Salade aux avocats,[15] а на второе… Погодите-ка, дайте посмотреть… Всегда так трудно принимать решения. Конечно, если человек привык все время есть примерно одно и то же… Итак, посмотрим… Langouste au Champagne-Ritz.[16] Или это слишком дорого? Нет? Можно? — И, так как Хакер молчал, Гаспар почел за лучшее сделать выбор сам: — Ладно, день на день не приходится. Так что пусть так и будет… langouste au Champagne-Ritz, да, langouste au Champagne-Ritz.
— Какое ужасное произношение, — почти неслышно, словно разговаривая сам с собой, прошептал кардинал Хакер, в равной мере удивленный и ошарашенный. И, взглянув на монахиню, снова вмешался и произнес с аристократической властностью: — И принесите нам бутылку бургундского девяносто шестого года.
Было бы лучше не извиняться, но брат Гаспар не учел этого.
— Я очень сожалею о своем опоздании, ваше высокопреосвященство, — шепотом сказал брат Гаспар, едва монахиня удалилась за заказом. — У меня выдался один из самых беспокойных вечеров в жизни, хотя я прекрасно понимаю, что это не оправдание.
— Разумеется, нет, — сухо и словно не придавая этому особого значения, ответил Хакер, хотя брат Гаспар почувствовал его раздражение и сознавал, что рано или поздно тем или иным способом кардинал найдет способ поквитаться за нанесенное оскорбление. — Как подвигается пастырское послание? — спросил Хакер, посмотрев на часы.
Брат Гаспар сделал жест, дававший понять, что работа даже еще не начата.
— Весь в ожидании рекомендаций Священной конгрегации, — сказал он.
Хакер выслушал эти слова с легким одобрением, сопровождавшимся не менее неуловимой улыбкой.
Всего лишь три столика в зале были заняты: один — двумя супружескими парами; другой — старым и седым священником в компании чернокожего юноши-семинариста и наконец третий — группой веселых старцев. Все они, само собой, узнали его высокопреосвященство Джозефа Хакера и выразили нечто вроде прочувствованного почтения его персоне.
— Вы так простудитесь, — сказал его высокопреосвященство. — Сестра, — добавил он, приподнимая указательный палец, — не найдется ли у вас полотенца для этого монаха? А то он, чего доброго, скончается от воспаления легких. Сделайте милость, вытритесь, иначе мне будет казаться, что я ужинаю со святым Франциском Ассизским.
Брат Гаспар встал как сомнамбула и позволил монахине отвести себя в уборную. Жар и лихорадочный озноб уже взяли его в свои клещи.
Вновь усевшись за стол, он обратил внимание, что свет в зале притушен и сестры — каждая из которых представляла свою расу и была облачена в соответствующий наряд — зажгли свечи и расположились в стратегически важных пунктах, словно ожидая чего-то; чувствовалось, что Хакер и остальные присутствовавшие тоже пребывают в состоянии церемониального ожидания. На тарелке перед братом Гаспаром лежал лазурно-голубой листок бумаги с черной каемкой по краям и изображениями полевых цветов и падучих звезд. Монах взял его: это были слова гимна в честь Богоматери Лурдской. Он заметил, что принимавшая его монахиня-индианка нажала кнопку «воспроизведение» на кассетном магнитофоне, и с первыми же звуками музыки монахини, двигаясь с величайшей осторожностью, закружились в не совсем складном танце под раздающееся с пленки пение:
