трудно определить, что именно является следствием другого. Поелику ни одно из являющихся ей лиц она не способна отождествить с собственным, ибо оного не знает, то она отождествляет себя со всеми без предпочтений и обычной человеческой пристрастности, следовательно, искаженности восприятия. Она не видит то, что она есть как она, но она видит другое как себя, что и позволяет ее дару состояться как истинное впечатление.
Итак, истинная провидица есть не она сама…»
Больше я выдержать не могла, так как перестала понимать, каким это образом я оказалась не самой собой. Глаза закрылись, и щека уютно устроилась на недочитанной странице.
Мне приснился Дик. Я смотрела откуда-то сверху на его лицо в ореоле золотистых волос, крылатые плечи и крепкие загорелые руки, в которых он держал плетку, то нервно наматывая сплетенные косицей ремешки на кулак, то разматывая. Он стоял, озаренный столбом солнечного света, и хмуро беседовал с каким-то тоненьким как свечка и светлым как луч человечком. Даже лицо его собеседника, казалось, светилось. Разговор доносился обрывками, то наплывая, то отдаляясь.
– Я понимаю, для тебя это больно… – говорил незнакомец. – Тем не менее, это так. У нее все отняли, отсекли, подавили. Лишь бы она пребывала в спасительном неведении. Мы были против, но Лига не послушала нас. Это был их план. Ты знаешь, их Бог – Необходимость. Закон. Он во всем, не обходим и … необходим. Он потребовал – они ведут ее. И сами держат нож, в безумной надежде, что рука Бога дрогнет, и она выберется невредимой.
– Я понял, что они используют ее как приманку. На что они надеются?
– На чудо. Хотя почти невероятно, что она, такая слабая, неподготовленная, сможет справиться с тем, что должна свершить, не ведая того. Они лишили ее силы знания. Из страха, что она сломается, и этим знанием воспользуется враг. И сами себя загнали в ловушку собственных пророчеств. Поэтому они пожертвуют девочкой при первой же угрозе. Если она не справится, то погибнет. Там будут люди Владыки, которые не допустят, чтобы она досталась твари живой. Если справится – тоже погибнет… вместе с тварью, потому что изгнать ее она сможет только ценой своей жизни. Выбор у нее не велик. Она всегда была мертва для них. А с мертвыми никто не считается…
На лицо Дика было страшно смотреть. Он сжал кулаки, опустил голову, голос был глухой и хриплый, словно его душила невидимая петля:
– Я знал многое, но не думал, что до такой степени все так чудовищно, Ольен. Они хуже Бужды. А пробужденных я изучил, поверь. Зло остается злом, даже если лицемерно прикрыть его заботами о судьбах мира.
– Не торопись осуждать, господин. Кто, кроме них, еще понимает, что времени больше нет? Нет на другие возможности. Эта – единственная! Грядет катастрофа: тварь очнулась. Если Бужда прольет кровь всего мира в купель одного детеныша твари, то Лига кладет кровь одного ребенка в основу мира. Зло и добро – вопрос меры.
– Зачем же Братчина призвала меня, если и вы считаете ее убийство единственной возможностью избежать многих?
– У нас нет других вариантов. Путь Бужды – окончательная гибель для земли Вавилор. Для всех рас. Но и Лига не даст нам освобождения. Жить непроявленными – все равно, что не жить… Я призвал тебя, дабы сообщить, что Братчина приняла твой безумный план. Если он удастся, мы все обретем свободу. Все!
Глаза Ольена светились счастьем. Дик вздохнул с облегчением:
– Я рад, что Братчина это поняла. Вы так долго колебались, что чуть не опоздали.
– Братчина думала бы еще дольше. Но очнулась тварь в Цитадели Бужды. И завтра там общий сбор пробужденных – вечит.
Уголки губ Дика чуть дрогнули в улыбке. Ольен насторожился:
– Ты и к этому приложил руку?
– Тщеславие и страх легко управляемы, – улыбка на лице Дика стала шире.
Тень мелькнула в светлых глазах его собеседника. Он покачал головой:
– Безумец! И я тоже сошел с ума, если верю тебе, – и, помолчав, словно боролся с ожившими сомнениями, продолжил. – Ты говорил, что сможешь привести девочку в потерянные земли Аруны, вернуть ей истоки. Пора, господин. Наступил тот момент, к которому ты так долго готовился.
– Что может быть дольше, чем жизнь?
– Оплата этого дара.
Пауза была как похороны. Оба потускнели, словно внезапно зашло солнце. Человечек нехотя разлепил губы:
– Но тебя самого никто не в силах спасти, господин. Ты потеряешь все…
– Я знаю, Ольен. Я готов.
Он сказал это твердо, как давно решенное. Но на лице Дика была такая мука, что мне захотелось молвить что-нибудь утешительное:
– Дик! Не грусти…
Он поднял на меня больные, как у брошенного щенка, глаза, вскинул удивленно брови, но улыбнулся тепло и нежно:
– Привет, Косичка. Скоро увидимся. Спи…
Я успела заметить как испуганный взгляд лучистого человечка сменился на восхищенный, когда тот снова перевел его на Дика. И я его понимала: кто еще достоин восхищения, как не мой далекий возлюбленный, моя греза? И послушно уснула, поплыла пылинкой в солнечном луче.
Меня сшиб ткнувшийся камушек шмеля, и я проснулась.
Да, приманка волнует всех, но в подземельях крепости ее нет. И в Оргеймской Пустоши тоже. Убили Детку, Дик… Девочку, которая выглядывала из-за спины утренней нищенки. Могла ли я им помочь? Могла ли взять дар золотоглазой старухи? Принять знание. Нечеловеческую судьбу. И стать твоей убийцей, Дик. И убийцей отца. И Пелли. И многих.
Нет! Никогда!
Книга напомнила о себе моему локтю, и заслезившиеся глаза уткнулись в пожелтевший пергамент.
«Еще более редки среди живших и живущих – ведуны и ведуньи. Все они происходят из одного рода, подвергнутого почти полному истреблению столетия назад. По нашим сведениям, ныне их потомков уже не осталось, посему описание их способностей составляют чисто теоретический интерес».
Я разделяла интерес теоретиков и с жадностью начала проглатывать страницы, тем более, что малина уже кончилась. К сожалению, пищи было не так много, как хотелось, и ее приходилось выуживать среди живописных описаний картин воспитания пифий, телепатов и прочей нечисти.
«Способности их качественно отличаются от способностей перечисленных пифий, прорицателей и прорицательниц, пророков и пророчиц, вещунов и вещуний, а также ясновидящих, провидцев и провидиц, и прочих известных – не столько полнотой схватывания истинного обстояния дел и проникновения в сущность видимого и невидимого, сколько уникальной силой, ведомой только им».
«Легенды рассказывают, что в отличие от всех остальных, ведуны и ведуньи не нуждались в посредничестве органов чувств и словесной форме для познания действительности. Они ведали, мы же, остальные, – мним.
В этом они схожи со злейшими врагами Бужды и его Дела – натхами, да будет проклята вся их раса, пришедшая к нам из другого мира. Натхи – суть самые опасные враги для рода человеческого, ибо отнимают у него волю, веру и свободу выбора. Ведуны стали любимыми учениками натхов и получили часть их силы. И, по некоторым источникам, даже породнились с ними, что мы считаем невероятным: никогда еще никакая чужеродная кровь не смешивалась с кровью нашего мира.
Великий Бужда предупреждал: натхи творят действительность своей силой – силой знания прошлого и грядущего и силой грядущего знания. Не только творят, но ведают, что творят, и не только ведают, но и ведут, то есть претворяют мир, что кощунственно, ибо посягает на прерогативу Бога. Утверждают, что ведают они ни что иное, как принципы действительного бытия и принципы управления будущим, что нам представляется невозможным, ибо будущее является в своей данности и не подлежит воздействию из настоящего, иначе грядущее станет ложным будущим, следовательно, и не будущим вовсе, а пустой
