удивителен. Стена — в гвоздях. Утыкали ее. Бушуйте над чердаками, &# 8196;зи́мы, — а у нас в столовой висит белье гирляндой разных невыразимых. Изящно сплетая визголосие хоровое, надрывают дети силенки, пока, украшая отопление паровое, испаряются и высыхают пеленки. Уберись во-свояси, гигиена незваная, росой омывайте глаза. Зачем нам ванная?! Вылазит из ванной проживающая в ванне коза. Форточки заперты: «Не отдадим &# 8195;вентиляции пот рабочих пор!» Аж лампы сквозь воздух, как свечи, фитилятся, хоть вешай на воздух топор. Потолок в паутинных усах. Голова от гудения пухнет. В четыре глотки гудят примуса на удивление газовой кухне. Зажал топор папашин кулачи́на, — из ноздрей табачные кольца, — для самовара тонкая лучина папашей на паркете колется. Свезенной невыбитой рухляди скоп озирает со шкафа приехавший клоп: «Обстановочка ничего — годится. Начнем размножаться и плодиться». Мораль стиха понятна сама, гвоздями в мозг вбита: — Товарищи, переезжая в новые дома, отречемся от старого быта! Москва 22–23 ноября 1929 г.
