Зверь шевельнуться в западне боится.
Забытый, рад бы в угол он забиться.
Но ты беднее зверя в западне.
Живущие в ночлежках ради бога —
не мельницы, а только жернова,
но смелют и они муки немного.
Один лишь ты живешь едва-едва.
От века и навек всего лишенный,
лицо свое ты прячешь. Ты — ничей,
как роза нищеты, взращенный,
блеск золота, преображенный
в сиянье солнечных лучей.
От всей вселенной отрешенный,
тяжел ты слишком для других.
Ты воешь в бурю. Ты хрипишь от жажды,
звучишь, как арфа. Разобьется каждый,
коснувшись ненароком струн таких.
Перевод В. Микушевича
Из сборника «КНИГА ОБРАЗОВ»
I. ВСТУПЛЕНИЕ
Кто б ни был ты, но вечером уйди
из комнаты, приюта тесноты;
на даль пространств за домом погляди,
кто б ни был ты.
И взглядом утомленным отдели —
прикован долго был к порогу он —
то дерево, что высится вдали,
и небо для него возьми как фон.
Ты создал мир. Великий и простой.
Как слово, что молчаньем рождено.
Но вот тебе познать его дано,
и в этот миг ты взор потупишь свой…
Перевод Т. Сильман
II. В АПРЕЛЕ
Лесом запахло опять.
И жаворонки в выси уносят
небо, которое так надавило нам тело.
Виднелся, правда, сквозь сучья день
опустелый…
Но после долгих, как ливни, полудней,
золотясь, пробегают по саду
солнечные минуты,
от которых спасаются вдоль по фасаду,
как раны, разомкнуты
окна и крыльями бьют в испуге.
Потом все стихнет. Даже дождь ходит тише
по темнеющему отливу мостовой.
Ежатся шумы, уходят они с головой
в блесткие почки, как под крыши.
Перевод С. Петрова
III. РЫЦАРЬ
(Из стихотворений
к шестидесятилетию Ганса Тома)
Рыцарь в доспехах из черной брони
в сияющий мир летит.
А в мире есть все: и друзья, и враги,
и милые девы, и майские дни,
и Грааль, и гора, и пиры, и огни,
и статуя бога, куда ни взгляни,
на всех углах стоит.
Но под панцирем рыцаря дремлет,
под жесткой кольчугой жмется
и хмурится смерть. И он внемлет
словам: Пусть клинок взметнется
над изгородью железной,
неся мне освобожденье,
чужой клинок над бездной…
Тоска меня донимает
от долгого заточенья,-
прочь из каморки тесной!
