Выйдя из тюрьмы молодой писатель явился по приглашению регента во дворец, и герцог Орлеанский, в знак примирения, подарил Вольтеру расшитый кошелёк, набитый золотом. Вольтер подарок принял и сказал: 'Благодарю Вас, Ваше королевское высочество, за то, что вы позаботились о моём пропитании, и надеюсь, что вы больше не будете затруднять себя заботами о моём жилье'. В результате молодому писателю пришлось прямо с этого приёма отправиться в Бастилию ещё на трое суток…
После этого, прожив в доме Бражелонов, как я уже говорил, несколько месяцев, Вольтер переселился подальше от уличного шума на край Марэ, напротив церкви
Прошло полвека. Вольтер, прозванный 'Фернейским отшельником', вернулся из добровольной ссылки в Париж. Его 'родственница и воспитанница', Филибер де Варикур, незадолго до того вышла замуж за маркиза де ля Виллета, с матерью которого Вольтер дружил долгие годы. (Есть предположения, что оба они были фактическими детьми Вольтера)
Маркиз снял в пожизненную аренду дом Бражелонов ещё в 1776 году, а когда 84-летний писатель решил вернуться в столицу, Виллет, его восторженный почитатель, пригласил Вольтера жить в этом доме, предоставив ему квартиру в бельэтаже. Возвращение старого мудреца, означавшее примирение с Францией, было обставлено как триумф. 10 февраля 1778 года писатель был с почётом встречен королевским двором и всем Парижем. Вот тогда он и поселился снова в этом доме.
Когда Бенджамен Франклин крестил в Париже внука, Вольтер был крёстным. Он произнёс, как напутствие в жизнь младенцу, три слова: 'Бог, Свобода, Терпимость' Будучи последовательным антиклерикалом, Вольтер относился, однако, к протестантизму ещё насмешливее, чем к католический церкви, и до последних своих дней исповедовал деизм, считая что Бог сотворил мир и после этого вмешивается в его дела минимально, а то и вовсе предоставляет всему в мире идти своим ходом. ('Часовщик запустил часы').
В эти последние месяцы жизни писателя его навещали новые молодые друзья, впоследстви вожди первого, (доякобинского) периода Великой революции: 'львиноголовый Мирабо', Камилл Дюмулен (впоследствии 'грозное перо Революции') и философ и критик Кондорсэ — ближайший сподвижник Мирабо.
В марте 1778 года Вольтер заболел. За неделю до смерти он послал своему врачу записку: 'Пациент с угла улицы Бон просит прощения за возню, которая предстоит Вам с его трупом'. Как Вольтер и предполагал, 'возня' оказалась немалой: священник прихода Сен-Сюльпис отказался хоронить писателя и заявил, что тот достоин быть только брошенным на пустыре, о чём и разослал послания по всем парижским приходам.
Так парижские кюрэ на полтора века предвосхитили сюжет маршаковского мистера Твистера.
30 мая Ла Виллет с племянником Вольтера, аббатом Миньо, увезли его тело в аббатство Сельер около Труа, посадив в карету и привязав ремнями, будто едет живой человек. Там в Сельере писатель и был похоронен в первый раз. Но ему, как впоследствии великому скрипачу Паганини, пришлось быть захоронненым и перехороненным ещё не однажды…
Позднее Ля Виллет откупил Фернейский замок, а одного из своих сыновей назвал Вольтером. Поскольку было это уже в начале революции, то такое имя за мальчиком и сохранилось.
Тот же Ля Виллет подал идею переименовать некоторые улицы. Набережную, на которой стоит его дом, он сам назвал Набережной Вольтера, каковой она до сих пор и остаётся.
Тогда-то и возникли 'улицы Свободы', 'улицы Конституции' и прочие тому подобные названия. С тех пор, с легкой руки Ля Виллета, страсть к переименованиям стала обязательным признаком всех революций, контрреволюций и реставраций…
Сам же Ля Виллет, друг Мирабо и активный деятель демократического периода Революции, был казнён 9 июля 1793 г. в период 'углубления революции' (т. е. во время якобинской диктатуры). Ему не прошли даром нападки на Марата и Робеспьера, которых он обвинял в стремлении к тирании, выступая на заседаниях ещё Первого Конвента. Ему же принадлежит крылатая фраза: 'Революция пожирает своих детей'.
Дом Ля Виллета, на котором висит мемориальная доска, говорящая о том, что здесь жил и умер Вольтер, сохранился почти без изменений. Только арка ворот была заложена, и добавлен верхний этаж. Внутри осталась лишь роспись потолка в зале и отделка стен в кабинете революционера-маркиза. Все остальные помещения переделывались многократно, и точно определить комнаты Вольтера теперь уже невозможно…
Ещё одна интересная деталь: через три дома, на углу набережной и улицы Бак, за сто лет до Вольтера жил с 1650 по 1673 год отставной капитан мушкетёров Шарль Кастельмор, шевалье д'Артаньян. Тут же он и умер. Но это уже совсем другая история…
Дворец Инвалидов (HТtel des Invalides)
Расположенное в глубине гигантской зелёной эспланады открытой в сторону Сены, это грандиозное сооружение — целый городок. Одни коридоры его составляют в сумме 16 километров. Дворец этот обычно связывают с именем Наполеона. Что ж, в истории не раз случалось, что кто-нибудь очень нашумевший (и чаще принёсший больше зла, чем добра) оставляет своё имя целой эпохе… Стоит только упомянуть Дом Инвалидов, его купол или Эспланаду, как сразу вспоминают Наполеона, пушки прусского короля Фридриха I, вывезенные Наполеоном из Вены (Отлитые в 1708 году, эти пушки носили название 'батарея 12 апостолов' (!), и безусловно могилу Императора.
В раздувании величия этого 'почти самозванца', как назвал Бонапарта Вальтер Скотт, конечно, повинна литература романтизма, самый расцвет которой попал как раз на годы военных побед Наполеона и его пятнадцатилетнего царствования. Именно поэты — в большей степени английские, русские, немецкие, итальянские, чем французские — и создали романтический культ Императора в Сером Сюртуке. Довольно упомянуть только Байрона, Фосколо, Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Шиллера, Гейне… Достаточно имён, для того чтоб создать ореол вокруг любой личности, даже натворившей во много раз меньше, чем этот талантливый артиллерист Революции и гениальный интриган, который, как писали его французские противники, 'самого Талейрана переталейранил'
