Занятное тогда было время — плохие книги, если только в них был хотя бы намек на «фигу в кармане» расходились со скоростью света. На поэтические выступления ходили, как на футбол, при этом качество особой роли не играло. Впрочем, это естественная плата за массовость. Множество раз уже было сказано, что поэтические вечера выполняли роль политических собраний.
В то же время, отношение к литературе 30х-50х годов у большинства шестидесятников было очень несправедливым. Вместе с водой они выплёскивали и ребёнка, отрицая всё, написанное в рамках
К примеру, напряженность классической баллады Киплинга отразилась не только в лучшем (до 1938 года) Н. Тихонове, но рикошетом — даже в проклятом и по определению бездарном жанре так называемой «массовой песни».
Вот, к примеру, только одна строфа из такой песни, которой, я думаю, и классическая баллада начала ХХ века не постыдилась бы — так крепко, энергично да и эвфонически-напряжённо она написана:
Если отвлечься от шапкозакидательской идеологии и посмотреть на эту строфу в чисто литературном контексте, то ведь какие краткость и резкость, заимствованные из баллад, с каким мастерством это выполнено!
Сорок лет назад было трудно заметить совершенство этих строчек…
А когда сегодня глядишь на собственную книжную полку и видишь тоненькие сборники по сути дела очень посредственных стихов, сборнички, которые тогда за один день исчезали из Дома Книги, делается грустно.
Всё изменилось. Тиражи поэтических сборников уменьшились в 10 раз, и их все равно не раскупают. Цензуры нет, но и простой редактуры тоже нет, так что планка, относящаяся к элементарной грамотности, пожалуй, даже снизилась за последние годы. А чепухи, только что не идеологической, на книжном рынке никак не меньше. Впрочем, наверно, все естественно, и не надо уподобляться Николаю Алексеевичу Некрасову, который мечтал о том, как мужик понесет с базара Белинского и Гоголя.
А вместо тогдашней «фиги в кармане» появился «стёб». То есть, на смену «соцреализму» лезет «соц-арт» — «стёбовая вариация» того самого соцреализма. А на самом деле это — всё тот же самый замечательно описанный у Синявского в статье о соцреализме классицизм.
И ещё бесконечная игра цитатами. Это и Кибиров, и полотна Комара с Меламидом, и эклектичность новейшей архитектуры, 'цитирующей' кусочками то классицизм, то 'прекрасную эпоху', то конструктивизм… Лишь бы винегрет из цитат, цитат, цитат…
Большой прелестью моей жизни в 60-х были разнообразные поездки по стране за казенный счет. Я, немного правда, но все же переводил с подстрочников грузин, армян, азербайджанцев. Началось все с того, что мои переводы из азербайджанского поэта начала ХХ века Микаэла Мушфика, заняли первое место на конкурсе, на который я полез просто из любви к конкурсам.
В результате я стал получать приглашения от местных писателей, побывал и в Азербайджане, и в Армении, много бывал в Грузии. От этих поездок остались удачные, по-моему, собственные (а не переводные) стихи.
Бахтияр Вагаб-заде, профессор Бакинского университета и поэт, которого я немного переводил для 'Звезды', объяснял мне, что в СССР живут грамотные азербайджанцы, и что их шесть миллионов. Я сначала не понял, к чему он это говорит. Тогда Бахтияр прояснил — оказывается, «под шахом ещё примерно двенадцать миллионов, но там почти все и читать-то не умеют».
Так что, по его мнению, Азербайджан смог бы отлично жить, если бы иранский присоединить к советскому. И тогда можно стать, естественно, отдельной страной, к тому же с нефтью…
'Ну а кто мы тут, в СССР? А тогда мы здешние и составили бы из себя всю верхушку, ну а шахские, они все стали бы низшим классом…» Первый раз слышал я такой странный националистический и вместе с тем кастовый бред…
Кстати, когда алиевский Азербайджан отделился от СССР, то националисты жгли книги Бахтияра на площади. Не знаю уж, почему. Короче говоря, грамотность соотечественников не помогла этому европейски образованному интеллигенту…
—------
В Баку есть кабачок на поплавке. Хорошее белое вино. Огромные куски жареной в сухариках осетрины… Мы там сидели вдвоём с молодым бакинским поэтом Ага Лачанлы. Он — природный курд, пишущий на двух языках — азербайджанском и курдском — шутил, что «один только Саят Нова на трех языках писал, ну а я скромнее». Через год я написал «Бакинскую бухту» — вот начало этого стихотворения:
И две последние строчки:
В отличие от Есенина, сочинившего свою «Персию» тут же в Баку, я и не думаю про «дальше», мне и здесь очень хорошо. Пока — на хрен дополнительная экзотика…
Одна из моих самых славных поездок связана со Шкое Гасаном и Микаэле Рашидом. Я уже
