новые наставления, взял солидную плату и поспешно удалился, видимо опасаясь, как бы больному внезапно не сделалось хуже. Вскоре к Корбетту вернулись силы, а несколько дней спустя он получил королевское предписание явиться в Вестминстер. И вот теперь Корбетт гадал, сколько еще придется ждать, вслушиваясь в звуки, долетавшие из палаты, где Эдуард уже давно произносил пламенно-гневные речи. Наконец, двери распахнулись, и король самолично пригласил Корбетта войти. Смущенный секретарь за столом, пытаясь скрыть тревогу, внимательно разглядывал свои записи, а в кресле восседал Ланкастер, слегка подавшись вперед, чтобы не затекало изуродованное плечо.
И король, и его брат были облачены в скромные темные одеяния — сюрко и плащи; единственной уступкой моде были усеянные драгоценными каменьями броши, застежки и тяжелые перстни. Да и сам зал напоминал больше походный шатер в военном лагере: покрытые пятнами гобелены висели криво, железный подсвечник на стене был перевернут, грязный тростник на полу сбился в кучи. По делано терпеливому выражению на лице Ланкастера и по красноватым пятнам на скулах короля Корбетт догадался, что между властительными братьями велись жаркие споры.
Король отпустил секретаря, воззрился на Корбетта и махнул ему рукой, приглашая сесть на скамью возле стены.
— Садитесь, садитесь, мастер Корбетт, — прорычал он. — Не думаю, что у вас имеются для меня новости получше. Поездка во Францию обернулась фарсом, Филипп обхитрил, оскорбил вас и выставил на посмешище. Вы ничего не узнали и ничего не услышали, кроме издевок. Боже мой, да вы удрали, как побитые щенки, поджав хвосты!
— Ваше Величество, — медленно заговорил Корбетт, — а чего еще вы ожидали? Простите меня за откровенность, но я сомневаюсь, что мы сможем поймать шпиона во Франции. Ведь он здесь — в вашем совете.
Эдуард бросил сердитый взгляд на Корбетта, но тот продолжал:
— Во-первых, — он начал загибать пальцы на руке, — мы умертвили наемника, убившего Фовеля и, возможно, Пера. Во-вторых, мы точно знаем, что Уотертон под подозрением. — Корбетт кивнул в сторону Ланкастера. — В ходе нашего путешествия в Англию я дал графу подробный отчет. Наконец, мы убедились в том, что Филипп в самом деле строит против нас козни и захват Гаскони — только часть его замысла.
Король с усталым видом опустил голову на руки.
— Простите меня, — пробурчал он, поднимая глаза. — Вы, Корбетт, и ты, брат мой Ланкастер, — единственные люди, кому я могу довериться. — Он бросил Корбетту засаленный пергамент. — Донесение от Дэвида Тэлбота, сквайра и королевского слуги. Это последнее письмо, присланное им. Пять дней назад его обезглавленное тело нашли у входа в одну из долин Уэльса: еще одна смерть на счету Филиппа.
Корбетт стал медленно читать письмо Тэлбота, написанное неуклюжим, грубым почерком.
«Дэвид Тэлбот, сквайр, Его Величеству Эдуарду, королю Англии, шлет пожелания здоровья и поклон. Довожу до Вашего сведения, что я с великим прилежанием занимался Вашими делами в Уэльсе и в графстве Гламоргане. Довожу также до Вашего сведения, что я внимательно следил за замком и слугами лорда Моргана и что названный лорд Морган, несмотря на то, что недавно вошел в мир с королем, участвует с заговоре с чужеземными врагами короля. Я видел, как к побережью подходят французские корабли и кое-кто с этих кораблей на гребных лодках доплывал до берега, и их вводили в замок лорда Моргана. Я провел собственный розыск и обнаружил, что принимал лорд Морган у себя и вестников от недовольных лордов из Шотландии. Сдается мне, Ваше Величество, что лорд Морган по-прежнему враждебен к Вам и что он сносится с врагами Вашими как здесь, так и за морем. А главное лицо, за всем этим стоящее, — это, как Вы знаете, Филипп Французский, каковой намеревается изничтожить Вашу вотчину во Франции и взволновать на мятежи против Вас Шотландию, Уэльс и Ирландию. Также считаю нужным доложить Вам, что я видел, как с тех французских кораблей сгружают оружие, и что у лорда Моргана имеются недавно обретенные богатства. Ваше Величество, прошу Вас вмешаться, иначе Вы потерпите большой урон. Да хранит Вас Господь. Писано в Пите, в марте года 1296».
Корбетт поглядел на Эдуарда:
— А кто этот Морган?
— Один валлийский лорд. Он недавно воевал с графом Глостерским, сдался и вошел в мир со мной.
Корбетт взглянул на измученное лицо Эдуарда:
— Так почему бы его не схватить как изменника?
— Это же только молва, — раздраженно возразил король. — У нас нет никаких доказательств, кроме писем Тэлбота. А самого Тэлбота уже нет в живых.
Ланкастер поднялся и, шаркая, подошел к раскрытому окну.
— Вот что, — сказал граф спокойным голосом. — Все это — предвестники. Пер, Фовель, Тэлбот, французский след в Уэльсе, все это — лишь предвестники большого предательства. Нужно найти этого предателя, и тогда мы сможем искоренить самую измену.
Воцарилась тишина: Эдуард взглянул на брата.
— Уотертон! — резко отчеканил король. — Наверняка предатель — Уотертон: мать у него была француженка, а сам он чересчур богат даже для сына состоятельного купца. Кроме того, отец Уотертона принадлежал к сторонникам де Монфора.
Корбетт распрямился и бросил быстрый взгляд на короля. В 1265 году де Монфор, знаменитый зачинщик восстания против Генриха III, отца нынешнего короля, потерпел окончательное поражение в битве при Ившеме, и тем было покончено с кровавой междоусобной войной. Лондон и особенно тамошние купцы были горячими приверженцами де Монфора. Из них сотни погибли или подверглись наказанию за свои мятежные взгляды. Эти застарелые раны до сих пор гноились. И Корбетту больше других это было известно: несколько лет назад Эдуард уже поручал ему найти и истребить заговорщиков — поборников покойного Монфора.
— Ваше Величество, — вмешался Корбетт, — у нас достаточно улик! Велите схватить Уотертона и положить конец его измене.
— Легко советовать, — возразил Эдуард. — А как же доказательства? Они вам не нужны?
— Нет.
— А что, если вы не правы? Что, если Уотертон — лишь пешка? Не забывайте, он ведь из домочадцев Ричмонда и сам граф рекомендовал его мне в секретари, — а тот же граф загубил мое войско в Гаскони!
— Значит, вы подозреваете графа Ричмонда? — спросил Корбетт.
— Он владеет землями во Франции, да и Бог один ведает, как он умудрился загубить мое войско.
Эдуард поднялся с места и стал вышагивать по залу.
— Французы, — продолжал он, — напали на Гасконь в 1293 году. Осенью 1294 года Ричмонд высадил и разместил мое войско в Ла-Реоли. Весной 1295 года французы осадили этот город, и через две недели — две недели! — Ричмонд бросил на произвол судьбы и город и войско!
— Ваше Величество полагает, что предатель — Ричмонд? — спросил Корбетт.
— Возможно, вполне возможно, — ответил Эдуард.
— Если изменник находится здесь, в Вестминстере, — встрял Ланкастер, — то как же он сносится с французами? Ведь у Филиппа нет посланников в Лондоне, а все порты и корабли обыскиваются. Ни один из наших людей во французских портах не замечал, чтобы кто-нибудь обменивался письмами.
— Может быть, они действуют через Уэльс или Шотландию? — с надеждой предположил Корбетт.
— Нет, — возразил король. — Сведения передаются слишком быстро. Похоже, Филипп узнает о моих замыслах за считанные дни. Нет, — повторил король, — сведения передают прямо отсюда!
— А шлют ли отсюда какие-нибудь письма во Францию? — спросил Корбетт.
— Конечно, — ответил Эдуард. — Официальные письма Филиппу, а также письма заложникам.
— Заложникам?
— Ну да. Когда Ричмонд сдался, некоторые рыцари сумели откупиться, лишь предоставив французам заложников вместо себя, — в основном своих детей. И теперь эти рыцари все время им пишут.
