наступательные операции и вернулась в границы 1939 г., а также решительно предупредило, что «если суда, перевозящие военные грузы, отправляемые Соединенными Штатами на север Советского Союза, будут в Северном Ледовитом океане атакованы как явно, так и тайно с территории, находящейся под контролем Финляндии, при нынешнем состоянии общественного мнения в Соединенных Штатах такой инцидент вызовет немедленный кризис в отношениях между Финляндией и Соединенными Штатами». В течение следующих нескольких недель дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Финляндией были на грани разрыва. Хотя Рюти с негодованием отверг американские требования, Финляндия явно не хотела, чтобы в эти опасные дни финский корпус под немецким командованием представлял собой единственную серьезную угрозу для Мурманской железной дороги. Немцы начинали испытывать на себе все прелести коалиционной войны.
Армия «Лапландия»
Выполняя директиву фюрера № 37, 7 ноября ОКВ заявило, что по окончании перевода частей штаб- квартира армии «Норвегия» вернется в Осло, а Дитль создаст штаб-квартиру армии «Лапландия» для командования немецкими войсками в Финляндии. То, что Фалькенхорст в конце концов сам станет жертвой кампании 1941 г., было если не неизбежно, то предсказуемо. Помимо того, что ход событий в данном секторе доставил ему репутацию «невезучего» генерала, Фалькенхорст с самого начала кампании испытывал давление со стороны различных сил, которое, с одной стороны, мешало ему чувствовать себя хозяином в собственном доме, а с другой — убеждало, что в большинстве неудач обвинят именно его. Например, 5-й воздушный флот оставался независимым; более того, летчики прекрасно знали, что Геринг всегда защитит их от гнева высшего начальства. Дивизия СС и финский III корпус также имели прямые выходы на Гиммлера и Маннергейма. Штаб-квартира Маннергейма, осуществлявшая тесное взаимодействие с ОКВ через германский штаб связи «Норд», внешне поддерживала атмосферу сотрудничества, но на операции армии «Норвегия» смотрела косо. Далеко не последнюю роль в давлении на Фалькенхорста играл сам Дитль. Дитль был одним из немногих генералов, к которым Гитлер испытывал симпатию и доверие: оборона Нарвика в 1940 г. убедила фюрера в том, что этот генерал — любимец фортуны и обладает редкой способностью выходить сухим из воды. В результате Гитлер с самого начала больше доверял Дитлю, чем Фалькенхорсту, а по мере снижения темпов наступления в Финляндии он все больше и больше надеялся на то, что Дитлю удастся повторить «нарвикское чудо».
У смены командования в Финляндии было несколько плюсов. Дитль пользовался большой популярностью как у немецких солдат, так и у финнов, и его выдвижение могло поднять у солдат воинский дух и помочь сохранить доверие финского народа. Одного его назначения было достаточно, чтобы поверить в будущие победы. Солдатские качества и личное обаяние должны были сыграть важную роль в его будущем общении с Маннергеймом. Но самым важным было то, что создание отдельного немецкого командования позволяло предложить Маннергейму пост главнокомандующего в Финляндии и таким образом заручиться большей поддержкой финской армии в предстоящих операциях по захвату Мурманской железной дороги. В середине ноября на совещания в Хельсинки Варлимонт сказал Эрфурту, что, возможно, именно это является главной причиной смены командования в Финляндии. Маннергейм указал в своих мемуарах, что такое предложение ему было сделано зимой 1941/42 г.
Довольно странно, что сам Дитль энергично протестовал против своего нового назначения. Генерал знал, что его талант заключается главным образом в командовании на поле боя, и сомневался, что сможет успешно выполнять куда более сложные и ответственные обязанности командующего армией. После короткого пребывания в штаб-квартире армии он, очевидно, впервые понял, с какими тактическими и командными проблемами сталкивался Фалькенхорст. В письме Йодлю от 24 ноября Дитль просил отменить приказ о его назначении командующим армией «Лапландия». В первую неделю декабря генерал был вызван в ставку фюрера, где Гитлер и Йодль объединенными усилиями убедили его не отказываться от назначения.
«Зильберфукс» в ретроспективе
После трех с половиной месяцев непрерывных боев и потери убитыми и ранеными 21 501 немецкого и более 5000 финских солдат армия «Норвегия» прочно застряла в секторах всех трех своих корпусов, причем перспективы будущего успешного наступления оставались весьма туманными[29]. Итоги операции «Зильберфукс» не доставили радости никому, кроме русских. Начиная с середины лета финны — как гражданское население, так и высшее военное командование — следили за продвижением армии «Норвегия», постепенно утрачивая иллюзии.
Неудачу операции «Зильберфукс» чаще всего объясняли распылением сил и вытекающей из этого неспособностью добиться успеха хотя бы на одном из трех направлений. Всю кампанию Файге доказывал, опираясь на абсолютно верные с точки зрения стратегии и тактики положения, что главный удар должен быть нанесен в зоне XXXVI корпуса. После последней попытки форсировать Лицу Дитль жаловался Йодлю, что армия «Норвегия» не сумела сконцентрировать силы в одном месте и нанести решающий удар. Позднее он поддержал Файге, когда тот говорил Гитлеру, что из-за рельефа местности и других преимуществ оборонявшегося противника операции в секторе горнострелкового корпуса «Норвегия» следовало приостановить «для общей пользы» и направить все силы на взятие Кандалакши. Эрфурт отмечал, что армия «Норвегия» несколько раз нарушила приказы ОКВ, направленные на обеспечение нанесения главного удара в том или ином секторе армии.
Чтобы оценить эти критические высказывания, нужно вспомнить, на чем базировалась операция «Зильберфукс». Во-первых, цель у армии «Норвегия» была не столько стратегическая, сколько политическая и психологическая; хотя Гитлер и не ждал, что Великобритания окажет Советскому Союзу не то что решающую, а хотя бы существенную помощь, однако хотел взять Мурманск для того, чтобы исключить возможность любой помощи России вообще. Есть основания считать, что данная операция была направлена не столько против Советского Союза, сколько против Великобритании, чтобы продемонстрировать последней ее одиночество и беспомощность. В данных обстоятельствах имело смысл проигнорировать требования тактики и попытаться совершить быстрый марш к Мурманску вдоль арктического побережья. Во-вторых, по сравнению с направлением главного удара операции армии «Норвегия» были всего лишь вспомогательными, а по мнению ОКХ, даже излишними. Они сознательно проводились малыми силами; армии «Норвегия» совершенно закономерно отказывали в присылке значительных подкреплений, потому что не хотели отвлекать силы с главного русского фронта, который был решающим[30]. В-третьих, у армии «Норвегия» были две оборонительные миссии: защита никелевых рудников в Печенге (эту задачу Гитлер считал более важной, чем оккупация Мурманска), а также взятие и оборона Саллы, расположенной в самой узкой части Финляндии и имевшей для последней жизненно важное значение. Таким образом, изначальное рассредоточение сил армии «Норвегия» легко объяснимо, а после начала военных действий прекратить их хотя бы в одном из трех секторов было невозможно — несмотря на то, что это лишало наступление всяких перспектив.
Следует рассмотреть критические замечания и с точки зрения тактических проблем, с которыми столкнулась армия «Норвегия». С самого начала (или почти с самого начала) было ясно, что главный удар следует нанести в зоне XXXVI корпуса. Никто не ожидал, что 163-я дивизия потратит столько времени на взятие полуострова Ханко; если бы не это, корпус имел бы четыре дивизии. Однако решение Гитлера отдать 163-ю дивизию Маннергейму и крах дивизии СС сократили силы корпуса вдвое. Возможно, Фалькенхорст предчувствовал катастрофу последней, но дивизия СС была единственной доступной для него мотопехотной частью, что следует считать смягчающим вину обстоятельством. Его июльское решение сделать направлением главного удара сектор горнострелкового корпуса «Норвегия» впоследствии оказалось главной ошибкой; однако тогда у Фалькенхорста были хотя бы частичные основания, поскольку начало у
