артиллерийские установки. Когда Гитлер в ответ не смог пообещать ничего, кроме усиления батальона самоходок 122-й пехотной дивизии до размеров бригады, Маннергейм напомнил, что во время июньских переговоров он взял на себя тяжелую ответственность, посоветовав своему правительству принять предложения Германии; если немецкие части не прибудут, это не только ухудшит военное положение, но и подорвет его политический престиж. В свою очередь, Гитлер пообещал прислать одну бригаду самоходных артиллерийских установок еще до 10 июля, вторую чуть позже, а также подвезти танки, штурмовые орудия, противотанковые пушки и артиллерию.
В течение второй недели июля финны были вынуждены оставить позиции на правом берегу Вуоксы, к югу от Вуосалми. В свою очередь, русские создали собственный плацдарм на северном берегу. Финны, у которых не было сил, чтобы уничтожить плацдарм, попытались его изолировать. Несмотря на опасное развитие событий и продолжение тяжелых боев, в ходе которых число финских потерь к 11-му возросло до 32 000, фронты на обоих берегах Ладожского озера начинали стабилизироваться. 15 июля финны заметили признаки (через несколько дней подтвердившиеся) того, что, несмотря на увеличение русских частей на Карельском перешейке до 26 стрелковых дивизий и 12–14 танковых бригад, элитные гвардейские части начинают отзывать и заменять их гарнизонными. Можно было ожидать, что темпы советского наступления замедлятся.
Если во второй половине месяца финны достигли шаткого равновесия, то группы армий «Север» и «Центр» потерпели настоящую катастрофу. За три недели русского наступления группа армий «Центр» оказалась отброшенной в Польшу и к границе Восточной Пруссии. В середине месяца ОКВ пришлось решать, что делать: то ли отводить группу армий «Север» за Западную Двину, то ли следить за тем, как ее отрезают и изолируют на территории прибалтийских республик. Гитлер принял решение сделать командующим группой армий Шёрнера (тогда генерал-полковника), приказав ему любой ценой удержать старую линию «Пантера» между Нарвой и Псковом.
17 июля Гитлер отправил одну из обещанных финнам бригад самоходных артиллерийских установок на Восточный фронт, а на следующий день послал туда и вторую. Эти решения были доведены до сведения Маннергейма только через несколько дней, когда подтвердилось сообщение о том, что русские отводят войска с финского фронта.
Для финнов судьба группы армий «Север» имела такое же значение, как и судьба их собственной армии. Как только побережье Балтики оказалось бы в руках русских, коммуникации с Германией, откуда Финляндия получала большинство продуктов питания и почти все военное снаряжение, оказались бы перерезанными. Потеря Пскова 23 июля, за которой 27-го последовала потеря Нарвы, была для финнов ошеломляющим ударом. Шок усилился, когда через два дня после сдачи Нарвы Гитлер приказал 122-й пехотной дивизии вернуться в группу армий «Север». Маннергейм попросил выводить дивизию через Ханко, а не через Хельсинки, чтобы не тревожить народ. ОКВ объяснило, что решающим фактором для этого стало относительное затишье на финском фронте, и заверило маршала, что он может рассчитывать на помощь Германии в случае возникновения нового кризиса. Однако в данных условиях эти объяснения были всего лишь сотрясением воздуха.
Перемирие
28 июля во время секретного совещания на даче Маннергейма в Сайрале Рюти объявил о своем намерении уйти в отставку и уговорил Маннергейма принять пост президента Финляндии. Через три дня отставка была принята, а 4 августа парламент единогласно утвердил закон, назначивший Маннергейма президентом без официальной процедуры выборов. Тем самым была подготовлена почва для аннулирования соглашения Рюти — Риббентропа и для новых переговоров с Советским Союзом.
Для немцев отставка Рюти явилась неприятным сюрпризом — они подозревали, что смена власти не пойдет на пользу Германии. Хотя они понимали, что назначение Маннергейма может усилить стремление финского народа к сопротивлению, однако им казалось более вероятным, что маршал возьмет на себя роль миротворца. Чувствуя свое бессилие повлиять на внешнюю политику Финляндии, немцы в состоянии близком к панике попытались спешно подбодрить Маннергейма. 3 августа в ответ на запрос финнов о ситуации в районе Балтики ОКВ приказало командующему группой армий «Север» Шёрнеру немедленно доложить обстановку лично Маннергейму. Через несколько дней за ним должен был последовать Кейтель. Визит Шёрнера удивил почти всех, включая самого Шёрнера, который спросил Эрфурта, чем вызвана такая спешка. Финны восприняли внезапное появление Шёрнера как признак нервозности и слишком явную попытку успокоить Маннергейма.
Видеть что-то обнадеживающее в ситуации, в которой очутилась группа армий «Север», мог только такой решительный и ревностный служака, как Шёрнер. Хотя Псков и Нарва были потеряны, большая часть линии Нарва — Пейпус еще находилась в руках немцев; однако в конце июля русские провели прорыв у Митавы (ныне Елгавы) и вышли к Балтике, отрезав и изолировав группу армий «Север». Подлинное значение происшедшего стало окончательно ясно, когда «Люфтганза» приостановила воздушное сообщение между Германией и Финляндией. Прямая телефонная связь прекратилась еще за несколько дней до того. Однако не утративший присутствия духа Шёрнер пообещал удержать Балтику: группа будет снабжаться с воздуха и по морю, а сухопутный контакт скоро восстановят танковые части, дислоцированные в Восточной Пруссии. Как ни странно, это обещание вопреки логике событий удалось выполнить — главным образом благодаря силе воли Шёрнера и Гитлера. И все же, хотя у Шёрнера сложилось впечатление, что его отчет оказал на Маннергейма положительное влияние, вскоре выяснилось, что это влияние (если оно существовало вообще) было временным. Однако немецкая решимость (точнее, решимость Шёрнера, Гитлера и ВМФ, собиравшегося продолжать подводную войну) во что бы то ни стало удержать побережье Балтики принесла финнам большую материальную пользу; она не усилила желание народа продолжать войну, но позволила Финляндии заключить мир до того, как страна оказалась полностью отрезанной.
Поскольку группа армий «Север» сумела удержать позиции на берегах реки Нарвы и озера Пейпус, а советское летнее наступление выдохлось, ограничившись отдельными атаками на Карельском перешейке, в августе военное положение Финляндии (пусть временно) оказалось куда лучше, чем месяц назад мог предположить самый большой оптимист. Между серединой июля и серединой августа русские уменьшили свои силы на Карельском перешейке на 10 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад. 10 августа в Восточной Карелии финская армия победно завершила свою последнюю большую операцию Второй мировой войны: 14-я дивизия, 21-я бригада и кавалерийская бригада окружили и практически уничтожили две русские дивизии в котле восточнее Иломантси. Казалось, что повторялась «Зимняя война»: хотя формально победу одержала Советская армия, однако ее наступление захлебнулось. Причины были те же, что и прежде: недооценка способности финнов к сопротивлению и жесткая, лишенная воображения тактика высшего советского командования.
Маннергейм считал, что стремление уничтожить Финляндию заставило русских ослабить наступление на группы армий «Центр» и «Север» и нарушить данное западным державам обещание оказать им помощь во время высадки в Нормандии. Поскольку надежные советские источники отсутствуют, никаких определенных выводов относительно намерений русских сделать нельзя. Однако вряд ли наступление на Финляндию было предпринято с заранее обдуманной целью — не помогать высадке союзников в Нормандии наступлением на востоке. Финский фронт имел для России второстепенное значение; возможно, наступление на нем было вызвано желанием заполнить паузу. Сначала Сталин сомневался, что союзники действительно вторгнутся на континент, а потом хотел убедиться, что эта высадка серьезна и имеет шансы на успех. Вероятно, успех вторжения заставил Сталина махнуть рукой на возможность вторжения в Финляндию и бросить все силы на Берлин, чтобы взять его раньше союзников.
Когда 17 августа Кейтель прибыл в Хельсинки, чтобы вручить Маннергейму пряжку в виде дубовых листьев к орденской ленте (являющуюся признаком повторного награждения), а Хейнрихсу — Рыцарский Железный крест, ситуация, в которой оказалась Германия, могла бы поколебать даже его необузданный оптимизм. Прорыв в Нормандии расширялся, и до освобождения Парижа оставалось всего несколько дней.
