– Инга, не верь ему, твой папа плохой… человек, – на слове «человек» Наташа делает едва заметную паузу.
– Зато он хороший папа! – заявляет маленькая проказница. – Мама, знаешь, когда я вырасту, я ни за что не буду домашней.
– Максим, что ты делаешь с Ингой? – произносит Наташа назидательно-официально.
– Он меня взрослеет! – отвечает девочка.
Наташа фыркает, а я поднимаю взгляд в небеса. Нахожу взглядом Сириус и перешагиваю через бездну.
Он подошел, когда я через прозрачный купол старбара наблюдал восход Сириуса. Валера всегда находит меня, не знаю, как это у него получается. Думаю, ему помогает кто-то из наших. Впрочем, Валера ни разу не подтвердил это мнение. Как и не опроверг.
– Красиво, не правда ли?
– Здравствуй, здравствуй, – прячу улыбку я. – Как дела?
– В личной жизни или в институте?
– Могу поспорить, что личной жизни у тебя до сих пор нет. Ты трудоголик, Валера, а женщинам нужно иногда уделять время.
– Когда-нибудь найдется та, которая сможет принять меня таким, какой я есть, – улыбается Валера.
– И говорить вы с ней будете исключительно о квантовой физике, – сообщаю другу я.
– Говорить мы с ней будем о жизни. Знаешь, Максим, жизнь нечто большее, чем пришел-ушел- вернулся, даже если каждый твой шаг длиной с десяток светолет. Вот ты о Наташе подумал?
Натянуто улыбаюсь. Ну и кто тянул меня за язык начинать разговор о личной жизни? В некоторых вещах Валера просто невозможен.
– А как дела в институте? – без тени смущения спрашиваю я.
Будь на месте Валеры кто угодно другой, мой финт просто не прошел бы. Но для Валеры работа – все, он просто представить себе не может, что я просто ухожу от неприятной темы.
– Все по-прежнему. Все говорят про колоссальные достижения института пространства и времени, но успехи пока остаются только на бумаге.
– Сегодня все открытия делаются на
– Согласен, – Валера долго смотрит сквозь выпуклое стекло купола на медленно выползающий из-за горизонта слепящий диск. – А знаешь, мы почти поняли, как вы ходите.
– Расскажи-расскажи, – я с интересом смотрю на Валеру.
– Электромагнитные поля. Сложная модуляция, способная к созданию информационного двойника. А так как при переходе нарушается закон сохранения энергии, то оригинал просто исчезает, а копия возникает на новом месте.
– Эксперимент «Филадельфия»? – я вежливо улыбаюсь. – По-моему, давно доказано, что это
Валера смущенно кашляет. Я прекрасно понимаю его. Человечество слишком долго обманывали, и теперь люди не верят простым решениям. Бывает.
К нам подходит официант. Местный. Человек.
– Чего изволите? – спрашивает он.
– Дежурное блюдо, – заказывает Валера.
– А мне графин воды, – я вежливо улыбаюсь официанту. И когда он отходит, медленно сообщаю Валере:
– Он из безопасности.
– С чего ты взял?
– Знаю.
Валера задумчиво смотрит на восход.
– Все-таки многое вам дала Ветрянка. Гораздо больше, чем человек может выдержать.
– Не Ветрянка нас научила этому знанию. Земля.
– Земля? – он недоверчиво улыбается.
– Знаешь, сколько раз меня пытались убить?
– Может, это иммунная система человечества?
– Обычная ксенофобия.
Официант приносит заказ. Из тарелки Валеры вкусно пахнет ванилью и какими-то пряностями. Наливаю воды в стакан и залпом выпиваю.
– Чего ему надо? – спрашивает Валера, торопливо жуя.
– Нуль-Т, – отвечаю я. – Новая игрушка для человечества. Не думаю, что он здесь, чтобы причинить мне вред. Просто шпионит. Космическая безопасность наконец-то поняла, что сами они Нуль-Т не откроют.
– Максим, расскажи о Ветрянке, – просит Валера.
– Что тебе рассказать? Про Источник писали во всех газетах…
– Нет, расскажи с самого начала. Я хочу понять вашу мотивацию.
– Мотивацию? – задумчиво гляжу на Валеру.
– Мотивацию, – повторяет он.
– Ладно, слушай.
Первый раз о Ветрянке люди услышали три года назад. «Титан» в тот раз возвращался на полутора тысячах световых со стороны Ядра. Настроение было хорошее, мы открыли три пригодные к терраформированию планеты, а впереди маячил двухгодичный отпуск. Я постоянно торчал на камбузе, пытаясь снять антиалкогольную защиту с синтезатора. Всей команде до чертиков надоел отдающий хвоей самогон, перегоняемый Лыскиным у себя в генераторной, а синтезатор на камбузе был способен выдавать даже марочные вина. Вот только между этой эстетикой и экипажем стоял код, поставленный капитаном Юдиным, убежденным трезвенником и тираном. Согласно теории вероятности, поставленная передо мной задача не имела решения. Пятьдесят триллионов вариантов – это вам не фунт изюма. На практике, вероятно, тоже. Только меня что-то дернуло поспорить с Димкой Аковым, что я этот код сделаю. Наверное, причиной столь опрометчивого заявления был пятый или шестой стакан самогона; впрочем, о мотивах импульсивных поступков я задумывался крайне редко.
Сначала подобрать код мне показалось занятием плевым. Когда дни рождения кэпа, его жены, тещи и старшего сына во всех формах синтезатор принять отказался, я призадумался. Человеческий разум не может охватить пятьдесят миллиардов абстрактных чисел. От силы – несколько тысяч. Только как определить нужную мне комбинацию? Я курил прямо на камбузе, благо Санька Норкин благополучно забил на обязанности кока и целыми днями торчал у себя в каюте, проводя досуг за изучением порнодисков. Скорее всего, я бы переиграл Юдина. У меня тогда был и стимул, и необходимая квалификация, и, как я думал, масса свободного времени. Но судьба распорядилась иначе. Мои потуги прервал противный зуммер.
Сам по себе сигнал маршевой тревоги чем-то экстраординарным не является. Галактика похожа на большую свалку, в которой временами встречается самый неожиданный мусор. Когда этот мусор оказывается на пути «Титана», Юдин включает маршевые двигатели. И корабль слегка подправляет траекторию, избегая нежелательной встречи. Но мое счастливое неведение длилось всего несколько секунд. До того, как я посмотрел на пейджер и зафиксировал плановый промежуток работы маршевых двигателей. Полтора часа. При нашем ускорении за это время можно повернуть под прямым углом. Или обогнуть без потери скорости черную дыру среднего класса.
В рубку я влетел ровно через три минуты, пренебрегая всеми правилами безопасности. Кроме Юдина, здесь сидели особист Симагин и бортмеханик Димка Аков.
– Что за фигня происходит? – от души рявкнул я.
– Сядь в компенсатор, – спокойно сказал Юдин и повернулся ко мне. – Через две минуты включатся маршевые, а кататься по полу во время ускорения достаточно некомфортно.
