чуть справляется с тем, чтобы нас в курсе дел держать. А если в каждой роте больше сотни, то никакого руф… Риф… Как его…
– Трафик, господин лейтенант, старший по наряду на станции, – подобострастным елеем подсказал Коростель.
– Точно, точно, ботаник хренов, никакого Рафика не хватит, чтобы такой оравой рулить, так что… – тут у Быковенко на мгновение закатились глаза, он вскочил и удивлённо заморгал. Коростеля очередная передача директив накрыла секундой позже.
Старший по наряду на станции лейтенант Коростель достал из внутреннего кармана бушлата плоскую бутылочку с одеколоном. Накинул бушлат на плечи. Сделал небольшой глоток, несколько секунд посмаковал тепло, разлившееся по телу. Смачно хрюкнул, вытащил сигарету из портсигара, прикурил. И только после этого соизволил встать и взглянуть в сторону своего слоняры, вытянувшегося по стойке смирно. Васька-Бычок преданным взглядом следил за начальственными телодвижениями. Интересно, как он сумел разгрузить вагон, не помяв и не испачкав форму? Коростель картинно вздохнул, стремясь выразить всю несоизмеримую тоску человека, вынужденного командовать кретинами. Сказал по силам вежливо, но твёрдо:
– Ты это, Быковенко, молодец, старательный. Только говорено тебе было: не разгружать, а загружать, для возврата. Сам посуди: зачем нам в степи столько соковыжималок? Папа мой всегда говаривал: дружи с головой. И гляди у меня, аккуратно загружай, с умом. В тылу бабам на разгрузке лишнее упираться, если в кучу накидаешь.
– Служу Независимости! – браво отрапортовал старослужащему лейтенант Быковенко.
На мгновение ситуация показалась Коростелю нереальной и нелогичной, но ещё один обжигающий глоток вернул его к прежнему благодушному состоянию. Может, ну его, этот вагон, пойти в кондейку, допить одеколон и завалиться на топчан? Бычок исполнительный, отлынивать не станет, ночку поднатужится – и всё в ажуре. Ему бы самое место в армии узурпатора. Эти, по слухам, качков ценят выше, чем интеллигентов, к коим лейтенант, умевший читать и писать, себя причислял. Хорошо, что у конфедератов на первом месте не строевая подготовка, а идеология и наглядная агитация. От мысли, как это ужасно, если всё наоборот, Коростель на мгновение ощутил изрядный трепет. Взглянул на Быковенко, уже склонившегося над коробками, и, чтобы преодолеть возникший страх, несильно пнул его ногой под зад. Насладившись видом присевшего от испуга и изображающего страдание здоровяка, – пошёл отдыхать.
Над степным горизонтом арбузным ломтем алел полукруг заходящего солнца. Коростелю вдруг вспомнилось детство: убогая ведомственная конура в полуподвале, жалкая пародия на котлеты из соевой муки, одноразовый пакетик чая на неделю. Треснувшее стекло в форточке – не преграда для вони мусорных баков. Отец-отставник с утра до ночи корячится дворником, один на весь квартал. Крохотная пенсия – насмешка. Ура! Город освобождают партизаны! Рослый узкоглазый танкист насыпает полную шапку черешни. Улыбчивые солдаты в синих беретах разбивают витрину, раздают детям мороженое и конфеты, сколько унесёшь. Ура!
Спать почему-то совсем не хотелось, спина ныла, будто целый день на досках пролежал. В кармане на рукаве Коростель с удивлением обнаружил трофейную брошюру по военной истории. Когда её туда положил… Первые страницы брошюры безжалостно покоцаны, небось юные соловьи на самокрутки и сортирные нужды употребляли. Темнота неграмотная… От начала оставались жалкие обрывки, и Коростель начал читать с первой уцелевшей страницы.
Коростель потрогал гузак в основании черепа, куда ему три года назад, сразу же после принятия присяги, потрошители зашили этот самый имплантант. Как же, каждого воина – индивидуально… Ага, «избежать несогласованности», «столь же эффективна»… Пару месяцев назад полковой ретранслятор «закачал» инструкции для роты штабных садовников. Целый день вся часть, включая старших офицеров, вооружившись садовыми ножницами, осваивала на неблагодарном материале верблюжьей колючки непростое искусство зелёной скульптуры.
Лейтенант зевнул: что есть, то есть. Повсеместно. Хорошо, что и «АСУры» Освобождения не лыком шиты, принимают контрмеры. И вражеские передачи глушат, и на собственных не экономят.
Бывали казусы. Прошлым летом прибыл из штаба округа подполковник, важный как генерал. Привёз для испытаний специальный шлем, якобы фильтрующий вражеские передачи. Думал, в сказку приехал, а тут – передовая, закачка от южан. Что-то в этом шлеме не так сработало. И записались в верхнюю часть подполковника директивы своего штаба, а в нижнюю – инструкции противника. Весь личный состав животы от смеха надрывал, наблюдая из экранированного кунга, как штабник руками цеплялся за деревья, а ноги несли его на спортплощадку. Бедолага попытался повиснуть на турнике, но злокозненная программа противника воспользовалась тем, что органы дефекации также находятся ниже пояса. Галифе подполковнику, конечно, потом отстирали.
Подполковник ср…ный… Вот папе даже майорство так и не улыбнулось, желудок слабый. Всем, кто большие звёздочки таскает, по уставу положено с вечера надираться до полного нелицеприятия. Вроде для того, чтобы если под вражеской закачкой, так меньше пользы неприятелю принесли. Только и неприятели в этом плане не дураки, ох не дураки! Вот и просыпаются майоры-полковники каждое утро в блевотине и похмелье. Коростель горько вздохнул, да и сделал ещё глоток одеколона. Для тренировки.
Военные историки узурпаторов оказались такими же нудными, как и свои щелкопёры. Коростель заснул, даже не дочитав страницу.
– Рота, подъём! Любим спать по ночам? Любим на командирских бушлатах нежиться? – голос господина старшего по наряду не давал повода заподозрить его в неуставной мягкости, – ты, чмо болотное, почему вагон не разгружен? Меня, через …
Быковенко в праведном негодовании влепил ещё не полностью проснувшемуся душаре Коростелю крепкого леща.
