…Достоевского города, который когда-то
Душил нашу молодость, — больше нет.
А не исчезни он — не было бы на свете
Даже начала этих стихов,
Потому что я выудил строчки эти
Из чёрной воды и булыжных дворов.
240.
…И был дождей фальшивый лак,
И нетерпение такое —
Как мальчик тот, что просто так
Зачем-то джинна беспокоил;
Добро бы гнался за строкой,
Какой-нибудь там небывалой,
Добро б — трясущейся рукой
Ощупывал углы подвала, -
Так нет же: шарил наугад —
Где попадя, без всякой цели,
И не было таких рулад,
Которые не надоели,
И не было таких картин,
Которых жизнь не отменила,
И не огонь, не дым, не джинн —
А было только то, что было:
И город, полный кутерьмы,
И пригородов сонных бредни,
И монотонность той зимы,
Что оказалась не последней,
И как обломки медных ламп,
Как новонайденная Мекка,
Был тот четырёхстопный ямб,
Не устаревший за три века.
241.
СЕН-ГЕНОЛЕ
Сейнеры, белые домики, синие ставни,
Гранитный маяк Сен-Геноле торчит из камней,
'Пен-ар-бед!' — чайки выкрикивают своенравно,
'Стой! — чайки предупреждают — Здесь — конец!'
Врут они, птицы морские. Не кончено это:
Врут, как горизонта растянутая дуга…
Знаю: за ней — чуть постаревшего Нового Света
Низкие и кленовые берега.
Там тоже белые домики (но не синие, а чёрные ставни),
И, повторяю, — от клёнов рыжие берега
В воду Атлантики серой уходят плавно,
Листва лихорадочной осени — янтарная курага.
И если ручную бурю выпустить из стакана —
Клёны, облетая, правдиво расскажут тебе про то,
Что вот там, за горизонтом, по ту сторону океана…
Но чайки и здесь предупреждают: 'дальше — ничто!'
Врут они, птицы: где-то посреди — ещё Атлантида,
А за ней на скалистой, песчаной, серой земле,
За кормой отплывшего сейнера исчезает из вида
Угол Атлантики и Бискайи — Сен-Геноле.
242.
Небо снизилось. Небо — немо.
Но упорно и незаметно
Отделяет землю от неба
Бесконечный язык ветра.
Только он один-то и может
Тут хозяйничать, растекаясь,
Потому что края моря —
Мир, оставленный без вертикалей:
Ни ствола, ни куста — плоско.
Что ж удержит сию чашу?
Потому-то здесь так просто
Небо наземь ложится часто.
И могло бы лежать вечно
Надо всеми грехами земными,
Только длинный язык ветра
Простирается между ними.
Каждый камень кипит как чайник,
Пар ползёт в облака немо,
Подпирая и крылья чаек,
И всё то, что осталось от неба:
Что-то тяжкое, в синих дырах,
(Устарела дождя ересь),
И когда б не столбы менгиров,
Раздавило б оно вереск!
Гомонят бакланы, кроншнепы,
Их вдоль пены небо качает,
