— Один за мою крошку, другой на дорожку, — бросил он бармену.
— Все бабы фальшивые, — сочувственно заметил бармен, наполняя бокалы.
— При ней иссохну, без нее сдохну, хандра у меня, — пожаловался Марвин.
— Парню нужна девушка, — изрек бармен.
Марвин осушил бокал и снова протянул его бармену.
— Розовый коктейль за мою голубую мечту, — распорядился он.
— Может, она устала, — предположил бармен.
— Не знаю, за что я ее так люблю, — констатировал Марвин. — Но по крайней мере знаю, отчего в небе померкло солнце. Среди моего одиночества она преследует меня, как бренчанье пианино в соседней квартире. Я буду поблизости, как бы она со мной ни обращалась. Может, все это напрасно, но я сохраню в памяти весну и ее, и не для меня ласкает кроны вешний ветерок, и…
Неизвестно, долго ли продолжал бы Марвин свои причитания, если бы где-то на уровне его ребер, на два фуга влево, кто-то не прошептал:
— Эй, миштер!
Обернувшись на зов, Марвин увидел на соседнем табурете маленького толстенького цельсианина в лохмотьях.
— Чего тебе? — грубо спросил Марвин.
— Вы хотеть видеть тот очень красивый мучача еще раз?
— Да, хочу. Но что ты можешь…
— Я частый сыщик разыскивать безвестно пропавших успех гарантирован иначе ни цента в вознаграждение.
— Что за странный у тебя говор? — поразился Марвин.
— Ламбробианский, — ответил сыщик. — Я Хуан Вальдец, родом из земель фиесты, что у самой границы, а сюда, в большой город Порт, я приехал сколотить состояние.
— Чучело гороховое, — ощерился бармен.
— Какая вещь ты меня назвать? — с подозрительной кротостью переспросил маленький ламбробианин.
— Я назвал тебя «чучело гороховое», паршивое ты чучело гороховое, — ощерился бармен.
— Так я и услышать, — сказал Вальдец. Он потянулся к поясу, вытащил длинный нож с двусторонним лезвием и, всадив его бармену в сердце, уложил того на месте.
— Я человек кроткий, сеньор, — обратился он к Марвину. — Я не легко обижаться. Право же, в родном селе Монтана Верде де лос трес Пикос меня считать безобидный. Я ничего не просить, только разводить пейотовый побеги в высокий горах Ламбробии под сень того дерева, что называться «шляпа от солнца», ибо то есть лучшие в мире пейотовые побеги.
— Вполне сочувствую.
— И все же, — продолжал Вальдец с нажимом в голосе, — когда эксплойтатор дель норте оскорбляет меня, а тем самым позорит память взрастивших меня родителей, о сеньор, тогда глаза мои застилает красный туман, нож сам вскакивает ко мне в руку и оттуда без пересадки вонзается в сердце тому, кто обидел сына бедняка.
— С каждым может случиться, — сказал Марвин.
— А ведь, несмотря на острое чувство чести, — заявил Вальдец, — я в общем-то как дитя — порывист и беспечен.
— Я, собственно, успел это заметить, — отозвался Марвин.
— Но хватит об этом. Так вы хотеть нанять меня сыщик искать девушка? Ну конечно. Эль буэн пано эн эль арва се венде, вердад?[13]
— Си, омбре, — со смехом ответил Марвин. — И эль дезео венсе аль миедо![14]
— Луэс, аделанте![15]
И рука об руку два приятеля шагнули в ночь под тысячи сверкающих звезд, подобных остриям пик несметного воинства.
Глава 18
Выйдя из ресторана, Вальдец обратил смуглое усатое лицо к небесам и отыскал созвездие Инвиднус, которое в северных широтах безошибочно указывает на северо-северо-восток. Приняв его за базисную линию, Вальдец мысленно начертил крест с учетом ветра (дующего в щеку с запада со скоростью пять миль в час) и мха на деревьях (отрастающего с северной стороны стволов роняписа на миллиметр в день). Он сделал поправку на восточную погрешность — один фут на милю (снос) и южную погрешность — пять дюймов на сто ярдов (совокупность эффектов тропизма). Затем, приняв к сведению все данные, зашагал в юго-юго-западном направлении.
Марвин последовал его примеру. Не прошло и часу, как они вышли из городской черты на покрытые жнивьем поля. Еще через час исчезли последние признаки цивилизации, потянулось нагромождение гранита и скользкого полевого шпата.
Вальдец не выказывал намерения остановиться, и в Марвине смутно шевельнулось беспокойство.
— Нельзя ли все же узнать, куда мы идем? — спросил он наконец.
Вальдец сверкнул белозубой улыбкой на загорелой физиономии цвета сиены:
— Искать вашу Кэти.
— Неужто она живет так далеко от города?
— Понятия не имею, где она живет, — пожал плечами Вальдец.
— Не имеете?
— Да, не имею.
Марвин остолбенел.
— Но вы же говорили, будто знаете.
— Никогда я ничего подобного не говорил ни прямо, ни косвенно, — сказал Вальдец, наморщив темно-коричневый лоб. — Я говорил, что помогу вам искать ее.
— Но если вы не знаете, где она живет…
— Совершенно неважно, — заявил Вальдец, строго подняв куцый палец. — Наши поиски не имеют ничего общего с тем, где Кэти живет; наши поиски сводятся к простейшей задаче — найти саму Кэти. По крайней мере так я вас понял.
— Да, конечно, — сказал Марвин. — Но если мы идем не туда, где она живет, то куда мы идем?
— Туда, куда она будет, — безмятежно ответил Вальдец.
— Ага, — сказал Марвин.
Шли они сквозь вздымающиеся чудеса минерального царства и наконец пришли к низкорослым холмам, что как усталые моржи залегли вокруг искрящегося голубого кита — величественной горной цепи. Прошел еще час, и Марвин опять забеспокоился. Однако на сей раз он высказал свои сомнения обиняками, надеясь выведать тайну хитростью.
— А вы давно знаете Кэти? — спросил он.
— Ни разу не имел удовольствия встретиться, — ответил Вальдец.
— Значит, впервые увидели ее со мной в ресторане?
— К сожалению, даже там я ее не видел, ибо, пока вы с ней беседовали, я в мужском туалете выгонял из почки камень. Возможно, я заметил ее краешком глаза, когда она распрощалась с вами и вышла, но скорее всего то был лишь доплеровский эффект, созданный красным турникетом.
— Следовательно, вы вообще ничего не знаете о Кэти?
— Только то немногое, что слышал от вас, а это, по совести, практически ничего.
— Так как же вы собираетесь отвести меня туда, где она будет? — возмутился Марвин.
— А очень просто, — ответил Вальдец. — Если бы вы хоть на секунду задумались, вам бы сразу все
