Чжуан-цзы, пробудившийся от сна о бабочке и не отрекающийся от него, уже никогда не будет прежним Чжуан-цзы. Более того, он готов, по его собственным словам, быть «таким, каким ещё не бывал», быть каким угодно. Но только «небывалый», даже «невозможный» человек в действительности «не может не быть». Этот неизбежный вывод из метафизики внутренней глубины «микроперемен» представлен в одном из афоризмов писателя-моралиста Хун Цзычэна (начало XVII века), где приводится древнее изречение: «Тот, кем я был раньше, уже не тот, кто я есмь сейчас. А тот, о ком никто не знает в настоящем, станет неведомо кем в будущем». И Хун Цзычэн добавляет от себя: «Тот, кто поймёт смысл этих слов, развяжет все путы своей души».
Мы приходим к выводу о том, что время события есть на самом деле высшее испытание духовных сил человека. Оно представляет собой не предмет теоретического знания, а самый могучий импульс просветления сознания. Чуткое вживание в него воспитывает способность пользоваться временем, а в перспективе даже в известном смысле овладеть им. На эту возможность, кстати сказать, указывает М. Мёрло-Понти. «Течение времени, — говорит он, — не есть простой факт. Я могу найти прибежище от него в нём самом… То, что называют пассивностью, не есть восприятие нами какой-то чуждой нам реальности: это наше вовлечение, наше бытие в ситуации, прежде которого мы не существуем, которое мы всё время возобновляем и которое конститутивно по отношению к нам»[145]. Сходная оценка временности присуща и китайской мысли. Как замечает в своих толкованиях на «Книгу Перемен» Ван Би, «порядок того или иного времени можно осознать и использовать». В середине XVII века Ван Фучжи поясняет подробнее: он называет мудрейшими из людей тех, кто умеет «владеть временем», на второе место он ставит тех, кто способен «предвосхищать время», а на третье — умеющих действовать «в соответствии с обстоятельствами времени». Первое даёт человеку власть над миром, последнее — способность «избежать несчастья».
Здесь мы открываем для себя стратегическое измерение времени, которое опять-таки имеет самое близкое отношение к духовному совершенствованию. В книге Чжуан-цзы можно встретить утверждение о том, что мудрый «сам устанавливает срок своего ухода из мира». Речь идёт, несомненно, об овладении чистой временностью как «импульсом перемен» и конечностью существования. В даосской традиции опознание своего срока означало знание момента метаморфозы — в сущности, разрыва в данности опыта, — который является дверью в вечность и тем самым вводит в жизнь вечную в духе загадочного суждения Лао-цзы: «Мудрый, умирая, живёт вечно».
Мы знаем, что способ владения временем, или безупречное чувство «временения временности», в китайской стратегии определялся как «действие наоборот» (
В «Книге Перемен» путь постижения времени как абсолютной временности выражен в формуле «идти вспять к истоку, возвращаться к концу». Комментаторы толкуют эту фразу как наставление постигать конец, возвращаясь к началу, и прозревать начало в познании конца. Речь идёт, несомненно, о познании преемственности в круговороте бытия, которая в конечном итоге предстаёт первичной самоаффектацией бытия. На языке китайской традиции это называлось «познать матерь, чтобы узнать её детей». Концы и начала всего даны именно «здесь и сейчас», что, однако, не является статической данностью. Ван Фучжи разъясняет:
«Начало Неба и Земли дано сегодня. Конец Неба и Земли дан сегодня. Но их начала и конца люди не видят. Не видя их, люди полагают, что начало было в какой-то непостижимо далёкой древности, а в каком- то отдалённом будущем наступит конец всех вещей. Как они невежественны! Досконально вникнув в истину, можно постичь судьбу и познать неисчерпаемую правду круговорота. Тогда можно понять смысл жизни и смерти и побороть волнения».
Реальность — это только настоятельное в настоящем. «Книга Перемен», как вся китайская мудрость, учит не изощрённому умствованию или пустым мечтаниям, а умению жить «текущим моментом», что значит: неизмеримо превосходить тесные рамки «наличных обстоятельств». Эта мудрость есть не что иное, как «встреча» с бездной времени. Но эта бездна не имеет глубины.
Менеджмент от Хаоса
Теперь, дойдя до конца книги, попробуем дать общее имя той реальности, с которой имеет дело китайское миропонимание вообще и китайская практика организации, управления и стратегии, в частности. Эта реальность обычно именуется по-русски хаосом (китайское название:
Тема хаоса в последнее время широко обсуждается в самых разных областях естественных наук — от физики и математики до биологии и общей теории систем. Здесь нет необходимости рассматривать эти дискуссии. Достаточно сказать, что к настоящему времени в науке прочно укоренилось мнение о том, что хаос является необходимой предпосылкой как физического мира, так и самой жизни и, главное, природной эволюции. Здесь, правда, нужно оговориться, что речь идёт не об антитезе всякому порядку и ценности, — то, что греки называли «мрачный тартар», а в более поздние времена часто именовалось небытием, — а именно о совокупности всех возможных порядков, не поддающейся упорядочиванию. В этом смысле хаос — условие всякого порядка и важная часть теории так называемых сложных систем, которые нельзя свести к тем или иным формальным правилам.
В этом последнем смысле понятие хаоса отнюдь не чуждо и современным представлениям об организации и менеджменте. Одно из самых популярных пособий в этой области призывает как раз «набираться сил от хаоса», то есть уметь использовать с неизбежностью присущий любой организации и деятельности элемент неопределённости, противоречия и двусмысленности [146]. Вспомним, что глава преуспевающей компании «Силикон Графике» Эдвард Маккракен называет секретом успеха в бизнесе умение не просто приспосабливаться к хаосу, но самому творить его. Надо признать, впрочем, что подобные призывы в большинстве случаев — это лишь более или менее талантливые обобщения практического опыта, апеллирующие, в сущности, к здравому смыслу. Их назначение состоит в том, чтобы поощрять читателя — а таковым, как правило, является профессиональный менеджер — к выработке нового, свежего взгляда на свою работу. Каждый из своего повседневного опыта знает, что кипение творческих сил и ни с чем не сравнимая радость свободного и искреннего «общения душ» так или иначе предполагают беспорядок и неожиданность, тонкое чувство