— Неужели они его собираются… — не договорил Ибикусов. Репортер много и охотно писал в разных газетах на темы каннибализма в определенных кругах Кислоярского общества, но искренне ужаснулся, впервые столкнувшись с этим явлением на практике.
— Нет-нет, господин Ибикусов, я совсем другое имел в виду, — улыбнулся в бороду адмирал.
— A что же? — тревожно спросила Вероника Николаевна.
— Смотрите! — вдруг воскликнул Серапионыч. — Кажется, к нам гости.
Действительно, одна из шлюпок отделилась от берега и направилась прямо к «Инессе». И вскоре на яхту торжественно взошла Степановна.
— Товарищи, я прибыла по поручению капитана Ивана Петровича Серебрякова, — официально сообщила мотористка.
— Пока что здесь один законный капитан — это я, — приосанившись, возразил адмирал Рябинин. — A вам, Степановна, должно быть стыдно за ваше участие в этой авантюре. Ну так какое же у вас поручение от господина Серебрякова?
— Товарищ Серебряков просил предоставить часть провизии и три лопаты. A также то, что ему потребуется впоследствии.
Тут уж не выдержал и Грымзин:
— Что? Да какого хрена!..
— Не забывайте, что у нас находится Егор, — спокойно парировала Степановна. — Лучше взгляните туда.
Вероника выхватила у адмирала бинокль и навела его на остров. На берегу, рядом со второй шлюпкой, стоял Егор. На нем были только майка и трусики — то, в чем он был похищен. Рядом с Егором стоял штурман Лукич и держал нож возле его шеи.
Курская чуть не лишилась чувств, так что адмирал едва успел ее подхватить.
— Вы не смеете мучить ребенка! — сдавленно, но гневно закричала Вероника.
— Никто не собирается его мучить, — спокойно возразила Степановна. — И ничего с вашим мальчиком не случится… Если вы, конечно, будете хорошо себя вести и выполнять все наши требования.
— Послушайте, я согласна отправиться заложницей вместо Егора! — вдруг заявила Вероника. Мятежная мотористка сразу согласилась:
— Что ж, это можно. Тогда вы поплывете со мной, а вторым рейсом мы вернем Егора. A сейчас я хотела бы побывать на кухне.
— Вероника Николаевна, вы обдумали последствия своих намерений? — осторожно спросил доктор Серапионыч, когда Степановна в сопровождении Грымзина отправилась за припасами.
— Чего думать! — воскликнула Вероника. — Тут надо что-то делать. Извините, я схожу переоденусь.
Вскоре на палубу вернулись Степановна и Грымзин — они тащили кучу корзинок с провизией, из одной даже торчали две бутылки. Кроме того, Степановна несла еще и три лопаты.
— Скажите, но зачем вам лопаты? — вопросил Гераклов.
— A то вы сами не знаете! — хмыкнула Степановна.
— Догадываюсь, — ответил Гераклов, — но ничего у вас не получится.
Доктор многозначительно кашлянул.
— Ну ладно, нечего тут растабарывать, — сказала мотористка. — Погрузите все это в лодку. A я хотела бы встретиться с радистом.
— Только в моем присутствии, — заявил Гераклов.
— Ну неужели вы не понимаете, что это дело личное!..
— Только в моем присутствии.
— Ну ладно, любопытненький мой, идемте.
Тут на палубе появилась и Вероника в лакированных туфлях, черном платье и белом боа.
— Ну все, я готова. Поплыли?
Увидев в дверях радиорубки Степановну, да еще и вместе с Геракловым, Oтрадин слегка вздрогнул.
— Андрюша, простите меня! — тихо сказала Степановна.
— За что? — пожал плечами Oтрадин. — Я виноват не меньше вас.
Мотористка нагнулась и крепко, взасос поцеловала своего возлюбленного. Потом, не говоря ни слова, почти выбежала из радиорубки. Гераклов недоуменно пожал плечами и поспешил следом за ней.
Когда шлюпка со Степановной, лопатами, провизией и Вероникой отплыла в сторону острова, на палубу вышел радист Oтрадин.
— Константин Филиппович, можно вас на минуточку? — тихо обратился он к Гераклову.
— Да, разумеется, — ответил Гераклов. — Давайте пройдем к вам в рубку. Заодно и новости послушаем.
Однако по радио никаких новостей не передавали — звучала музыка. Oтрадин, не говоря лишних слов, достал из шуфлятки и протянул Гераклову небольшой полиэтиленовый пакетик, внутри которого лежала бумажка.
— Что это? — удивился политик.
— Не знаю, еще не разворачивал. Это мне передала Степановна во время нашего страстного поцелуя, так сказать, из уст в уста.
Гераклов извлек бумажку. На ней мелким почерком был написан подробный отчет о событиях последних дней, а внизу указано время выхода в эфир и длина волны — 1,73 миллиметра.
— Я думаю, что мне нечего от вас скрывать. Ведь мы с вами, — Oтрадин усмехнулся, — в одной шайке. Не так ли?
— Не так, — резко возразил Гераклов. — В разных.
Андрюша растерялся:
— A как же это самое, в общем, «Полкведим невинс неракста»?
— И вы могли подумать, что я — я! — Константин Гераклов, мог вступить в сговор с этими красными недобитками! — патетически, как на митинге, воскликнул Гераклов. — Просто кое-кто подслушал и пароль, и вообще всю сцену вашего совращения. Подумать только — человек готов за какой-то миллион продать и ум, и честь, и совесть. Стыдно, уважаемый Андрей Владиславович!
— A что мне оставалось делать? — возразил радист. — Они бы все равно нашли способ добиться своего, а так у меня хоть появилась возможность как-то их контролировать.
— В каком смысле контролировать? — переспросил Гераклов. — Вы что, ведете какую-то свою игру? На кого работаете?!
Oтрадин на минутку задумался:
— Сейчас я не могу вам открыть, какую игру я веду и на кого работаю. Но одно могу сказать твердо — с шайкой Серебрякова я ничего общего не имею.
— Значит, вы с нами? — обрадовался Гераклов.
— Не совсем, — возразил радист. — Как выразился бы поэт, «Двух станов не боец, но только гость случайный…»
— Так уж и случайный? — хмыкнул Константин Филиппович.
— Да, вы правы — не случайный. Я ответил бы так: я против них, но не с вами, хотя в настоящее время и не против вас. Поэтому я готов до определенного момента вам помогать.
— Что-то вы темните, — поморщился Гераклов. — A я предпочитаю сражаться в открытую.
— Что будем делать с этим посланием? — еще чуть помолчав, спросил Oтрадин. — Передавать его или нет?
— Делайте, что хотите, — махнул рукой Гераклов. — Все равно скоро эта мышиная возня прекратится: если на выборах победят левые патриоты, то всем нам не поздоровится, а если Яйцын…
