Задачи Северного флота все больше осложнялись. Настойчиво стали осваиваться коммуникации, по которым союзники осуществляли переброску в СССР военных грузов. Союзники слали нам автомашины, танки, самолеты, оборудование и приборы, продовольствие. Словом, все, что крайне необходимо стране, воюющей с сильным врагом. Ее фронту, ее тылу.
Защита союзных конвоев в операционной зоне Северного флота стала постоянной стратегической задачей.
Уже в первое военное лето наши эсминцы приняли у двадцатого меридиана первый союзный конвой, шедший из Исландии под охраной английских военных кораблей, — шесть крупных транспортов, доставивших в Архангельск оружие, снаряжение, истребители «харрикейн».
Мы в проводке этого конвоя не участвовали. Нас привлекли к охране ледоколов, выводимых из Арктики. Дело в том, что предстояло освоить Северный морской путь для создания транспортной коммуникации США — Архангельск.
Это было не простое дело. С одной стороны, Ледовитый океан не представлял опасности в смысле нападения со стороны германского флота, а с другой — транспортным судам и кораблям сопровождения пройти этот путь без помощи ледоколов было практически невозможно. Но ни в Архангельске, ни в Мурманске, ни у нас в Полярном ледокольных судов не было. Где-то в Арктике, сейчас уж не вспомню, где именно, находились ледокол «Иосиф Сталин» и ледорез «Литке». Их предстояло вывести под конвоем и сопроводить до Архангельска.
Немцам, конечно, об этих планах нашего командования было известно. Надо сказать, что мы обоюдно друг о друге многое знали. Воевали-то в одном море. Постоянно перехватывались радиограммы в эфире (не всегда даже шифровки и кодовые обозначения помогали), работали разведки, собирались и анализировались все необходимые сведения. В общем — коммунальная кухня, где каждая хозяйка знает, что в чьей кастрюле кипит. Но если в коммуналке враждующие хозяйки подливали в чужой суп керосину или назло гасили чужой примус, то здесь, у нас, образно говоря, в эти кастрюли с супом сыпали либо мышьяк, либо цианистый калий. И схватывались в бою не поварешками, а снарядами, минами и торпедами.
Для решения этой задачи был срочно создан штаб проводки, куда вошли капитаны и штурманы, имеющие опыт полярного мореходства.
Такой опыт у нас уже был. Сейчас много чего дурного говорят некоторые про наше советское прошлое. Вот видел я в телевизоре, как кто-то такой возмущался нашими героями-челюскинцами. Да как некрасиво врал-то! Мол, Сталин затеял всю эту эпопею, чтобы отвлечь внимание народа от репрессий. Мол, послал на верную гибель во льдах старый и ржавый пароход.
Да не в том дело. Дело в том, что Сталин умел в будущее страны смотреть. Он знал, что Арктику надо осваивать. Что от этого будет огромная польза всему народному хозяйству СССР.
И насчет «Челюскина» — пустая брехня. Неплохой был пароход. И вовсе не малый. Семь с половиной тысяч тонн — очень солидное водоизмещение. И снаряжен всем необходимым был первоклассно, даже свой самолет на палубе имел. А что касается риска, северных опасностей, так ведь наши предки-поморы издавна ходили этим путем на парусных суденышках — кочах и ладьях. Надо только хорошо знать льды да ветры, течения да капризы погоды. А для этого и нужно было изучать Арктику. Вот «Челюскин» для такого изучения и снарядил товарищ Сталин. Это был первый неледокольный пароход, который ставил целью пройти Северным морским путем от Ленинграда до Владивостока за одну навигацию. И можно сказать, что он эту задачу практически выполнил — льдами его затерло уже в Чукотском море. И то это произошло именно от недостатка знаний некоторых конкретных деталей северной навигации.
В штабе, изучив все возможности и условия, решили максимально обезопасить караван не только сильным охранением, но и выбранным путем следования.
Прокладку конвоя сделали по большим глубинам и районам, загруженным льдами. Почему — понятно. Большие глубины исключали подрыв судов и кораблей донными минами, а льды исключали торпедирование ледоколов подлодками.
Нашу «Щучку» тоже поначалу включили в охранение, мы сопровождали конвой от Карских ворот, но вскоре подлодки отозвали. Командование стало использовать в этих целях авиацию, а с высоты разглядеть, чья подлодка идет параллельным курсом на перископной глубине и не готовит ли она торпедную атаку, довольно сложно.
Операция проводки завершилась успешно. Несмотря на то, что до мыса Канин нос приходилось отбиваться от немецких подлодок, как от озверевших с голодухи комаров. Весь этот участок пути корабли охранения и самолеты бомбили подлодки врага.
С этого момента, когда конвой ошвартовался в Архангельске, собственно и открылся Северный морской путь, еще один вклад в победу над фашизмом.
А мы тем временем на каникулы пошли, домой, в Полярный. Шли трудно, все ресурсы к нулю склоняются. Устали и люди, и механизмы. Почти месяц мы не видели ни солнца, ни звезд, ни моря — только подволок в отсеках и тусклые плафоны на нем. И не дышали вольным ветром — лишь въедливым запахом соляра да испарениями из аккумуляторных ям. А тут еще мотористы доложили, что топлива для дизелей в обрез, только-только до базы дотянуть.
— Это радует, — сказал Командир. — Но не очень. Впрочем, если что, на электродвигателях доберемся.
— Это радует, — проворчал Одесса-папа в ухо Боцману. — Доберемся… К Новому году. А на меня девушки надеются. На берегу ждут.
— Брюнетки? Блондинки? — спросил Штурман с интересом.
— Таки не угадали, товарищ старший лейтенант. — Одна связистка, а другая радистка.
А вот Боцман их невнимательно слушал. Он горизонт в северном направлении осматривал, хмурился. Вздохнул прерывисто:
— Не нравится мне небо. Как бы не заштормило. Как бы чего не нанесло.
И вот тут как раз это самое «если что» и «как бы чего» выскочило. Неожиданность военно- морская.
Приняли радио. Атакована, сильно повреждена наша лодка, серии «М», «Малютками» мы их называли. Держится на плаву, но хода не имеет. Зато имеет раненных на борту. Требуется срочно оказать помощь. Взять «Малютку» на буксир, вывести из операционной зоны и передать тральщику. А если это невозможно, принять ее экипаж на свой борт, затопить лодку и следовать затем в базу.
— Вот тебе и девушки! И радистки, и связистки.
— И блондинки с брюнетками под ручку.
На буксир взять… Милое дело. А у нас дизеля последнее топливо дожирают.
Штурман скорректировал курс, пошли на помощь. А Боцман все на небо поглядывает. Хмурится и крякает. Мичманку свою на нос сдвинул и затылок клешней скребет.
— Корабль на горизонте! — доложил сигнальщик.
— Боевая тревога! Орудия — к бою!
Идем встречным курсом, на сближение.
— Похоже — наши! — орет сигнальщик. — «Малютка», скорее всего! Наша! Вижу: позывные дает!
Подошли мы к этой «Малютке» — Боже ты мой! Раздолбана так, что непонятно, как она еще, бедная, на плаву держится. Рубка на консервную банку похожа. Вспоротую даже не ножом, а топором. Палубные листы скручены и задраны, под них морская вода свободно вливается. Всюду пробоины. Дифферент на корму такой, словно лодка собирается торчком плыть, как поплавок от удочки. Или вот-вот на дно морское кануть.
Экипаж — на разодранной палубе. С личным оружием в руках.
Капитаны наши взяли рупора, стали советоваться. Будем брать на буксир.
— Но не за так, — сказал наш Командир. — Как у вас с горючкой? Можете поделиться? У нас цистерны пустые.
В общем, аккуратно так борт к борту пришвартовались, приняли раненых. Перекачали соляр.
— Ну вот! — вдруг в сердцах сказал Боцман. — Так я и знал. Беда одна не ходит.
