совершенно новые перспективы, но и поставившей ее перед лицом непредвиденных опасностей.
Как и все прочие религии, русское православие переживало расколы, и неудивительно, что в эпоху гласности они начались тоже. В 1989 году заявила о своей автономии украинская православная церковь, а годом позже в Суздале была основана первая община, объявившая о своей принадлежности к Русской православной церкви за границей. В дальнейшем такие же общины возникли и в других городах европейской и азиатской России, а организация, объединившая их, получила название Свободной православной церкви. Эти события вызвали серьезную озабоченность у руководства Русской православной церкви (РПЦ) и видных религиозных мирян. Патриарх Алексий II заявил в интервью, что раскол — самая серьезная проблема, стоящая перед церковью[363].
Несколько известных авторов, включая Белова, Распутина и Шафаревича, опубликовали манифест, в котором говорилось, что, хотя у них нет намерений вмешиваться в церковные дела, они не могут хранить молчание по поводу трагических и, возможно, необратимых событий. Различия между церквами вполне преодолимы: у них одна и та же литургия, один и тот же обряд причащения, всех ожидает неизбежный Судный день. Однако, если церковь за границей будет упорно противостоять Московской патриархии и запрещать московским прихожанам получать причастие, конфликт может привести к взаимным обвинениям и отлучениям[364].
Архимандрит Лебедев, представитель Свободной православной церкви, ответил, что единства нельзя добиться силой, ценой отказа от истины. Критики не чувствуют Божественной правды: им не следует протестовать против Свободной церкви — они должны требовать, чтобы весь московский епископат ушел в отставку[365].
Несмотря на призывы к примирению, раскол продолжался и даже углублялся. Соперники захватывали друг у друга церковные здания и имущество, срывали церковные службы, иногда споры доходили до физической расправы и судебных разбирательств[366]. Священника Глеба Якунина обозвали проклятым «жидомасоном» (еженедельник «День» даже провозгласил его «тайным хасидом») и предложили ему (как агенту ЦРУ) перенести свою деятельность в Израиль. Других православных священников обвиняли в работе на КГБ. Первое известное столкновение произошло в Кашире, районном центре неподалеку от Москвы. Здесь районные власти, после вмешательства митрополита Ювеналия, видного деятеля Русской православной церкви, отказали раскольникам в их требованиях. В Суздале Свободная православная церковь действовала более успешно и удержала свой храм, несмотря на отделение от Московской патриархии[367]. К концу 1991 года возникло около 40 общин Свободной православной церкви — от Санкт-Петербурга на западе до Барнаула на востоке. Несколько священников-раскольников были даже избраны в Верховный Совет.
Что же было причиной раздоров между двумя церквами? Некоторые разногласия были не слишком важными. В 1981 году Русская православная церковь за границей причислила Николая II и его семью к лику святых. Разумеется, при коммунистическом режиме в России такое было невозможно. Зато десятью годами позже Русская православная церковь была уже полностью готова последовать этому примеру, хотя с канонической точки зрения такой шаг представлялся весьма сомнительным: царь не погиб как мученик за веру и не совершал чудес. Так или иначе, на соборе в апреле 1992 года Русская православная церковь постановила начать процесс канонизации царя и его семьи.
Некоторые обвинения Свободной церкви против РПЦ были демагогическими и несправедливыми. Так, последняя обвинялась в сотрудничестве со Всемирным советом церквей с целью «объединить все ереси и религии», а стало быть, — в отступничестве от своих главных принципов [368].
«Экуменизм» — одна из серьезнейших ересей в глазах православных фундаменталистов, а недостаточный антикатолицизм и антипротестантизм всегда считались тяжкими грехами.
Другие обвинения против Московской патриархии были более обоснованными. Например, «сергианство» — политика сотрудничества с коммунистическими властями, начатая в 1927 году митрополитом Сергием. Русская православная церковь утверждала, что Сергий, находясь под угрозой насилия, поступал по завету: отдавать кесарево кесарю, а Божие Богу (Мат. 22, 21, Map. 12, 17). Они указывали также, что из 150 епископов, бывших тогда в России, лишь 35 не согласились с митрополитом Сергием, который был тогда заместителем патриарха и с 1925 года фактически управлял РПЦ.
Далее они напоминали, что и другие православные церкви вели себя точно так же — например, при нацистах. Но это было самое уязвимое место в аргументации Русской православной церкви, ибо при тоталитарных режимах воздаяние «кесарю кесаревого» заходит несравненно дальше, чем при любых других.
Свободная православная церковь пользовалась определенными симпатиями верующих в ее борьбе с Русской православной церковью, которая отказывалась удалить из своих рядов даже явных коллаборационистов; однако позиции СПЦ подрывало поведение одного из ее руководителей — архиепископа Лазаря. До провозглашения самого себя главой «истинной русской церкви» — Катакомбной — и архиепископом Московским и Каширским, Лазарь был священником Константином Васильевым. В начале 1992 года Лазарь нанес «официальный визит» в редакцию еженедельника «День», в ходе которого не раз поминались «Протоколы сионских мудрецов», масоны и сионисты. Лазарь заявил, что, хотя он вышел из семьи неверующих интеллигентов и закончил университет, он не алкоголик, в отличие от большинства священников Московского патриархата — горьких пьяниц[369]. Они еще и коррумпированы, как вся русская интеллигенция и все общество в целом.
Взывая к имени Христову, Лазарь порой ссылался на учение индуизма о карме. Он производил впечатление человека психически неуравновешенного. Это отмечалось в открытом письме группы известных православных мирян, опять с участием Распутина и неизменного Шафаревича. Оказалось, что их меньше заботят черносотенные взгляды архиепископа, чем его яростные нападки на Русскую православную церковь[370]. С какой стати, вопрошали они, Лазарь выступает от имени Катакомбной (истиной) церкви?[371] До 1986 года существовала лишь горстка «беспаспортных христиан» — христиан-диссидентов: одни были в лагерях, другие на свободе, но нет никаких оснований полагать, что «архиепископ» Лазарь был среди них — в отличие, например, от священников Дудко и Якунина, которые провели в лагерях долгие годы. Некоторые считали Лазаря мошенником, но другие предполагали, что за ним стоят (пользуясь жаргоном правой) «темные силы»[372].
Затем архиепископ Лазарь устроил спектакль на учредительном собрании «Отчизны», одной из воинствующих национал-большевистских группировок, которые в то время росли, как грибы. «Сколько здесь у нас умных людей! — провозгласил он. — Неужели мы не можем взять власть?» Раздались бурные аплодисменты. Далее священник обрушился на армейскую газету «Красная звезда», которая отнюдь не славилась юдофильством. Разве это не отвратительно, что типография «Красной звезды» — среди множества других периодических изданий — печатает также и «Еврейскую газету», орган московской еврейской общины?[373] Короче говоря, «архиепископ» призвал к путчу и гражданской войне, что вызвало сильное раздражение у организаторов собрания; они полагали, что такие мысли по меньшей мере несвоевременны, всячески выражали свою верность Конституции и постарались отмежеваться от чрезмерно эмоционального «катакомбного священника». И все же различные глашатаи правой предпочитают Московской патриархии Русскую православную церковь за границей из-за ее фундаментализма и откровенного национализма[374].
Самая печальная глава в истории Русской православной церкви — тесное сотрудничество церковных иерархов с руководством партии и КГБ. Разумеется, с ними сотрудничала не только православная церковь: вряд ли была какая-либо религиозная община, кроме, может быть, самых малых, в которые не проник бы КГБ и которыми он не манипулировал бы. Нельзя также сказать, что сотрудничество церкви с властями — чисто русское явление: такое было и в нацистской Германии, и в фашистской Италии, разве что Гитлер и Муссолини занимали не столь враждебные идеологические позиции по отношению к католицизму и протестантству. Пока эти церкви были лояльны к властям, они могли действовать сравнительно свободно. В коммунистических странах Восточной Европы повседневный контроль властей над делами церкви был несравненно сильнее, а слежка — намного тщательнее. Если в Польше авторитет церкви давал ей
