Она положила руку на его плечо.
— Что же случилось, дорогой?
Он долго смотрел на нее. Что-то в его взгляде заставило ее отстраниться. Изнемогая от напряжения, Джорджи переплела пальцы лежавших на коленях рук.
— Две недели спустя Кэтрин сбежала.
— Что?!
— Эта женщина предала меня, но это было ничто по сравнению с тем, как она поступила с Мэтью.
Джорджи раскрыла рот, но язык ей не повиновался.
— Она просто… бросила его. Новорожденное дитя. Двухнедельное.
— Но как она могла? Почему?
— Помнишь, я говорил, что уволил ее слуг? Так вот, конюх через ее бывшую горничную умудрился передать Кэтрин письмо из Кале. Сообщил, где находится, и умолял покинуть меня и ехать к нему. Тогда я понял, что все это время она выжидала удобного момента. Родив и освободившись от бремени, она получила свободу исчезнуть из нашей жизни.
— Она задумала оставить Мэтью еще до его рождения? Немыслимо!
— Именно так. Что же до конюха, я был уверен, что он хочет вытянуть деньги либо из меня, либо из ее семьи в надежде, что мы рано или поздно заплатим, пытаясь избежать скандала. Так или иначе, в ту ночь… ночь бури я отправился в Хоксклифф-Холл на ужин и партию бильярда с твоими, тогда еще холостыми, родственниками. Они хотели поздравить меня с рождением сына, тем более что понятия не имели о происходившем в моем доме.
— Ты так и не рассказал им?
— Нет. Даже самым близким друзьям. Все это было так гнусно! Я не хотел, чтобы они считали меня рогоносцем. Боялся, что они перестанут меня уважать.
Мужская гордость! Впрочем, разве можно его за это осуждать?
— Так или иначе, вернувшись из Хоксклифф-Холла, я застал в доме полный хаос и узнал от слуг, что Кэтрин сбежала. Таунсенд сказал, что за ней прибыл экипаж: горничная и лакей, выгнанные мной из дома, остались верными своей госпоже, и приехали, чтобы помочь ей добраться до Франции.
— О, Йен, — потрясенно прошептала она.
— Знаешь, очень велик был соблазн оставить все как есть и никогда больше ее не видеть. Но в детской плакал новорожденный младенец. А кормилицу так и не наняли, и мы не знали, как его накормить.
— Хочешь сказать, что она оставила ребенка умирать от голода?!
— Совершенно верно. Она так и поступила.
Мозг Джорджи отказывался воспринимать подобные заявления. Боже, кажется, она тоже ненавидит эту женщину. Бросить Мэтью? И Йена тоже?
— Учитывая все обстоятельства, выбор был невелик. Пришлось немедленно вскочить на коня. К этому времени, уверяю тебя, у меня не осталось иных чувств к этой женщине, кроме глубочайшего презрения. Но я не хотел, чтобы малыш голодал под крышей моего дома независимо оттого, мой он сын или нет. Я догнал экипаж на мосту, но лакей осмелился отстегать меня кнутом. Когда я прицелился в него из пистолета, он струсил. Мне удалось схватить узду коренного. Я соскочил с коня и подошел, чтобы вытащить Кэтрин. Она и ее горничная бились в истерике. Наконец Кэтрин каким-то образом сумела овладеть собой и выскочила из кареты, размахивая пистолетом.
— Пистолетом?
— Очаровательно, не правда ли? Объявила, что ненавидит меня и убьет, если я не отпущу ее. И добавила: «Ты получил своего наследника. Только для этого я и была тебе нужна. А теперь давай избавимся друг от друга раз и навсегда». Я объяснил, что вполне с ней согласен, но не могу допустить, чтобы ребенок умер из-за ее равнодушия. Поэтому я схватил ее и попытался потащить за собой.
— А пистолет?
— Осечка. Порох отсырел.
— Слава Богу!
— Но я взбесился от того, что она посмела спустить курок. Вырвал у нее пистолет и швырнул в реку, и только тогда заметил, как высоко поднялась вода. Местами она даже перехлестывала через мост, расшатывая опоры. Все сооружение опасно раскачивалось. А ветер просто буйствовал. Молнии доводили лошадей до безумия. Лакей с трудом удерживал их на месте.
Неожиданно раздался оглушительный треск, и мост вздыбился. Кэтрин отчаянно завопила, но я по- прежнему не отпускал ее. В этот момент лошади понесли, потащив за собой экипаж вместе со слугами. Еще минута — и они, промчавшись по дороге, исчезли из виду. На мосту оставались только мы двое. Моя лошадь все еще стояла неподалеку. Я перебросил Кэтрин через плечо, чтобы увезти домой, поскольку добровольно она идти отказывалась, но она стала отбиваться с такой яростью, словно я был диким гунном.
Когда она локтем ударила меня в ухо, я отпустил ее, боясь уронить, — не хотел причинять боль. В конце концов, она еще не оправилась после родов. Но Кэтрин тут же бросилась бежать…
— За экипажем?!
— Да. Она была в такой безумной ярости, что вряд ли сознавала, что делает. Я снова схватил ее за руку и стал кричать: пытался объяснить, что нужно поскорее укрыться от бури, — но она злобно вырвалась и в тот же момент мост треснул и развалился. Прямо на моих глазах она изогнулась, пытаясь удержаться, перевалилась через перила и исчезла в бурлящей воде. Волны унесли ее.
Джорджи в ужасе прижала пальцы к губам.
— Я подбежал к краю и увидел ее в белой пене. Не мог разглядеть камни в такой темноте, но сбросил сюртук и нырнул за ней.
— Йен!
— Течение бесновалось. В ледяной воде было полно всякого мусора. Бог знает как, но мне удалось обхватить ее за талию. Я погреб к берегу, однако она продолжала сопротивляться. В этот момент она была похожа на обезумевшее животное и, подобно кошке, кусалась и царапалась. Я так старался дотащить ее до берега, что не заметил камней. Один из них распорол мне плечо, о другой я ударился затылком и едва не потерял сознание. Руки разжались сами собой. — Он мрачно нахмурился. — Тогда я в последний раз увидел ее живой.
Джорджи продолжала молчать.
— Мы нашли ее тело на следующее утро, менее чем в сотне ярдов вниз по течению. Принесли в дом. И тогда поползли лживые сплетни. Я велел слугам молчать о тех обстоятельствах, которые привели к ее смерти. Ни к чему было позорить обе семьи. Ее. Мою. Не стоило выносить этот стыд на страницы газет. И, кроме того, я не мог допустить, чтобы кто-то усомнился в законном происхождении моего сына. — Он покачал головой. Глаза его грозно блеснули. — И это после того, как я видел, что пришлось вынести твоим кузенам из-за амурных похождений своей матери! Я должен был защитить будущее и репутацию сына. Да и свою собственную. Не мог вынести мысли о том, что стану объектом презрения и издевательств.
Поэтому мы придумали пристойную смерть для Кэтрин. Самым подходящим объяснением была послеродовая горячка. Я так и не сказал семье всей правды. Никому. Даже своим лучшим друзьям. Не хотел, чтобы кто-то еще был замешан в моей личной трагедии.
Он снова помолчал.
— Мы устроили пышные похороны, с соблюдением всех обрядов. Впервые за все время нашего знакомства я увидел ее лицо спокойным. Горничные напудрили ей лицо и прикрыли подвенечной вуалью. У меня на руках остался сын. И я не смел ни слова сказать о конюхе. Воздвиг ей памятник и носил траур как полагалось. Общество провозгласило меня кем-то вроде трагического героя. — Йен цинично усмехнулся. — Но той ночью умерла не только она.
— Что же еще? — прошептала Джорджи.
— Умерла всякая надежда на то, что я когда-нибудь познаю истинную любовь, — печально ответил Йен. — Именно эта безнадежность побудила меня зарыться в дела Возможно, я каким-то образом пробовал заплатить за грехи, помогая другим заключить мир. Мир, которого я сам не ведал.
— И это заставило тебя понять всю его ценность.
