если это соответствует вашим интересам.
— Ну, если вы не согласны, пусть будет так, — возразила леди Стентон.
Глаза Эванджелины округлились.
— В самом деле?
— Конечно. — Хрустальные глаза леди Стентон теперь смотрели так, будто она что-то подсчитывала. — Желаю вам наилучшего обратного путешествия домой.
Внезапный блеск молнии осветил карету и все вокруг, а вслед за этим по дребезжащим окнам экипажа забарабанили тяжелые капли дождя.
Эванджелина вздрогнула, когда ледяной ветер зазмеился, пробираясь в карету сквозь щели.
— Здесь некуда деваться. Нет даже постоялого двора.
— И к тому же у вас нет денег, — вставила Сьюзен, бросив пристальный взгляд на платье, одолженное ею Эванджелине. — А это значит, что для вас единственный выход — помогать нам.
— Именно так, — подтвердила леди Стентон, обмахивая веером бледную шею. — Мисс Пембертон придется делать то, что ей прикажут. Как и тебе, Сьюзен, потому что это наименьшее из зол.
Сьюзен повернулась к Эванджелине и сказала извиняющимся тоном:
— Или это, или оставаться до лета взаперти в городском доме. Я бы подождала до конца пребывания в Блэкберри-Мэноре, чтобы подловить его, но матушка желает в первую очередь добиться его капитуляции. В любом случае нам потребуется ваша помощь.
— Чтобы добиться руки убийцы? — спросила Эванджелина, потирая запястья, покрытые гусиной кожей, в которых ощущала покалывание. — Почему его не отправят на виселицу?
— Ничего не доказано, — сказала леди Стентон. — Лайонкрофт слишком умен.
Сьюзен подалась вперед. Глаза ее сверкали:
— Нас никогда бы не пригласили, если бы матушка не была близким другом его сестры леди Хедерингтон. Подумать только, ведь это первый прием Лайонкрофта после смерти его родителей. Скандальные «желтые листки» дорого бы дали за отчеты участников этого приема.
— Прошу прощения, — сказала Эванджелина, хотя у нее возникло ощущение, что скорее ей следует выслушать извинения, чем извиняться самой. — Но для меня такая интрига чересчур. Если бы я знала о ваших планах, предпочла бы стать вашей судомойкой, а не принимать участие в этом путешествии.
— Конечно, предпочли бы. — Леди Стентон взирала на Эванджелину, подняв бледные брови. — Поэтому мы вам ничего и не сказали заранее.
— Все же я должна настоять на том, чтобы вы исключили меня из своих планов.
— Слишком поздно, — перебила Сьюзен, постукивая пальцем по оконному стеклу. — Мы уже на месте.
Когда тяжелые железные двери Блэкберри-Мэнора закрылись за Эванджелиной с мрачным стуком, она замерла на месте.
Несмотря на высокий арочный потолок в холле, воздух казался тяжелым и давящим, будто она вошла не в аристократический дом, а в запущенную усыпальницу.
Под неусыпным взором леди Стентон Эванджелина заставила себя пройти дальше, где ее шаги в стоптанных башмаках отдавались гулким эхом по холодному мраморному полу цвета слоновой кости.
Узкие прорези окон над головой в стиле средневекового замка ничуть не освещали путь гостям, принадлежащим к высшему свету.
Эванджелина посмотрела на леди Стентон и увидела, что расчетливый блеск в ее глазах угас и на его место пришел… не страх, нет… скорее неуверенность. Как если бы вдруг ее военная хитрость дала сбой и она усомнилась в собственной правоте и непреклонности.
Сьюзен стояла в самом центре комнаты, возможно, приняв решение оказаться как можно дальше от теней, затаившихся в углах. Ее глаза стремительно обежали взглядом потолок, лестницу, не пропускающие света окна, и она поднесла дрожащие руки к лицу. Потом сорвала с носа очки и спрятала в карман. У Эванджелины появилось подозрение, что Сьюзен сделала это потому, что не желала видеть, во что они ввязались.
Худой, будто усохший дворецкий молча стоял у стены, а шипящая и плюющаяся восковая свеча над его головой почти ничего не освещала. Его изможденное лицо осталось непроницаемым, когда из соседнего коридора донесся шепот, потом звук шагов, а после этого появились красивая белокурая леди, четыре тонконогих лакея и три перепуганные горничные.
Леди, похоже, не чувствовала себя здесь как дома. Она тоже выглядела напуганной.
Бросив быстрый взгляд через плечо на пустую мраморную лестницу, поднимающуюся вверх из тени холла, она поспешила приветствовать гостей.
Леди Стентон нерешительно шагнула ей навстречу.
— Леди Хедерингтон!
— Добрый вечер!
Леди Хедерингтон обменялась с дворецким непроницаемыми взглядами, прежде чем повернуться к гостям.
— Леди Стентон, мисс Стентон, мисс…
— Пембертон, — произнесла Эванджелина и неуверенно улыбнулась.
Царственная леди не ответила на ее улыбку.
— Это графиня, лишенная наследства, сестра Лайонкиллера, — зашептала Сьюзен на ухо Эванджелине.
— Лакеи позаботятся о вашем багаже, — продолжала белокурая леди, понизив голос. — Должно быть, вы истомлены, путешествием.
Она сделала знак девушкам, все еще маячившим у двери.
— Молли, Бетси и Лайза будут счастливы…
— У нас собственные горничные, — смущенно перебила леди Стентон.
Казалось, она была уязвлена тем, что графиня предложила ей столь низкую материю, как горничные, и надрыв в ее тоне свидетельствовал о том, что она утратила контроль над собой.
Но графиня, похоже, этого не заметила. Она как будто забыла, о чем говорила. Вместо того чтобы продолжить свою приветственную речь, графиня подняла глаза на лестницу и прикусила нижнюю губу.
— У меня нет горничной, — сказала Эванджелина, воспользовавшись наступившей тишиной.
Эхо ее голоса откликнулось шепотом, донеслось из самых укромных уголков высокого холла.
Леди Стентон бросила на нее уксуснокислый взгляд, но рот леди Хедерингтон сложился в кроткую благодарную улыбку.
Сьюзен пробормотала какой-то вопрос, и обе леди, похоже, несколько оправились от смущения. Но не Эванджелина. Ей это было не под силу. Внезапно в комнате будто стало холоднее, и все ее чувства обострились, как от опасности.
Каким бы невозможным это ни казалось, она почувствовала его присутствие прежде, чем увидела, потому что вдоль ее обнаженной шеи пробежал холодок.
Пока леди беседовали, время от времени делая знаки горничным или лакеям, Эванджелина снова подняла глаза. Он был здесь. Стоял на лестнице, возвышаясь над мраморными ступенями, окутанный тенью как плащом. Высокий. Неестественно высокий. Возможно, причиной такого впечатления был угол зрения, искажавший перспективу, а возможно, ощущение от его стати и позы, широких плеч, длинных ног, длинных бледных пальцев, сжимавших перила лестницы.
Лицо его тонуло в тени, и потому трудно было разглядеть его черты.
Тени от узорной лестницы скользили и пробегали волнистыми линиями по его лицу и фигуре. Почти не сознавая, что делает, она попятилась.
Он продолжал спускаться по лестнице, молчаливый, уверенный в себе. Подошвы его башмаков, ступая по холодному мрамору, не производили шума.
Когда за его спиной осталось примерно столько же ступеней, как и впереди, и краткая вспышка восковой свечи в ближайшем держателе осветила его лицо, Эванджелина подавила всхлип и задержала дыхание.
Его непроницаемые обсидиановые глаза были обрамлены такими же черными ресницами,
