стороны уже начали деятельно готовиться к боям следующего года.
К декабрю Рюйтеру стало значительно лучше, ожоги затянулись, лихорадка спала, и он потихоньку начал подниматься с кровати. Вначале делалось это только в сопровождении жены, но затем, постепенно набираясь сил, он уже самостоятельно стал совершать небольшие прогулки. 5 декабря лейтенант-адмирал впервые показался на публике и был встречен приветственными криками.
Голландский историк пишет: «Он (Рюйтер) имел удовольствие видеть общую к нему любовь и почтение. Народ во множестве толпился ему навстречу и каждый наперерыв изъявлял радость, видя столь полезного для республики человека Штаты дали ему почувствовать, что они с радостью услышали о его выздоровлении, надеясь еще долгое время наслаждаться его службой, столь похваляемою и полезною для нации. Разные коллегии адмиралтейств соревновались в изъявлении ему их уважения подарками. Амстердамская послала ему саблю с литым золотым эфесом в шагреневых ножнах. От Ротердамской получил он золотой кубок, а от Зеландской — атлас в богатом переплете. Советники адмиралтейств поставили его портрет в зале совета, как героя, долженствующего быть примером морским офицерам».
Глава четвертая
Удар по Темзе
Бесконечные интриги и ссоры между людьми, стоящими во главе отдельных провинций в Нидерландах и вечные партийные раздоры, а также сильно распространившееся желание прекратить войну были главными причинами того, что вместо ожидавшихся 88 линейных кораблей, 12 фрегатов, 24 брандеров де Рюйтер получил под свое начало лишь 64 корабля, 20 мелких судов и 15 брандеров. Хотя это количество судов и представляло внушительную силу, в особенности по сравнению с плохо подготовленными англичанами, но все же для поставленной задачи она была явно недостаточна.
Едва поправившись, Рюйтер был немедленно вызван в Гаагу, где был принят премьер-министром республики Йоханом де Виттом. Энергичный и блестящий политик, де Витт рассказал лейтенант-адмиралу о возможности скорого мира и о своем желании провести какую-нибудь удачную операцию против Англии, которая позволила бы ему заключить мир с позиции силы.
— Ситуация чрезвычайно сложна! — доверительно говорил Витт лейтенант-адмиралу. — Хотя ты, Михаил, и далеко от политики, кое-что знать ты все же должен. К власти рвется принц Оранский. Принца поддерживает проанглийская партия. Если он добьется своего, он уничтожит республику — то, за что мы пролили моря крови! Кроме этого, похоже, что и наш друг король Людовик тоже не прочь вторгнуться в голландские пределы. Все это и склоняет меня к миру. Однако англичанам для придания большего миролюбия нужна хорошая взбучка!
— Прекрасно, ваша честь, взбучка будет отменная! — обрадовался Рюйтер. — Пока я валялся в безделии на домашних пуховиках, у меня возникла идея о такой диверсии. Я уже все рассчитал и просчитал, однако данная операция должна готовиться в полнейшей тайне, иначе все будет обречено на провал!
— Что же вы задумали, мой милый Рюйтер? — сразу же заинтересовался премьер-министр.
— Я поклялся отомстить англичанам за костер Холмса, поэтому наш костер будет еще больше. Мы войдем с флотом в Темзу и пройдем по ней вверх, сметая все на своем пути!
— Но возможно ли такое? — искренне изумился Иохан де Витт. — Ведь там и отмели, и течения, к тому же река не столь широка, а у нас нет хорошо знающих ее лоцманов.
— Вы недооцениваете голландских моряков! — усмехнулся в растопорщенные усы лейтенант- адмирал — Я уже разыскал торговых капитанов, в мирные годы часто ходивших по Темзе, составил ее карту со всеми берегами, течениями и даже ветрами. Дело осталось за малым Вам нужно решиться на этот поход!
В тот же день в Гаагу был срочно вызван младший брат премьера Корнелис, бывший мэром крупного голландского города Дордрехта. Детали операции обсуждали уже втроем. Корнелис брал на себя всю административную и финансовую подготовку, а также все меры по обеспечению тайны. Старший брат должен был, находясь в Гааге и получив известие об успехе операции, немедленно известить своих дипломатов, ведущих неторопливые переговоры о мире с англичанами в Бреде, чтобы те тотчас прижали своих оппонентов к барьеру. Тем временем Людовик Четырнадцатый, разругавшись с королем Испании за то, кто из них имеет больше прав владеть Голландией, пошел на Испанию войной. Маршал Тюренн захватывал город за городом. Рюйтер должен был осуществить саму операцию, от результатов которой зависело будущее республики. По плану, отряд голландских кораблей должен был неожиданно войти в лиман Темзы и подняться по извилистому руслу реки Мидуэй до порта Чатама, где отстаивался на якорях почти весь разоруженный английский флот. Там голландцам предстояло по возможности уничтожить как можно больше кораблей, после чего спуститься по реке и уйти в море.
Все дни подготовки к операции Рюйтер работал, не покладая рук. Еще никогда в своей жизни он не готовил поход такой неимоверной трудности. Ведь даже если бы весь английский флот был полностью небоеспособен и береговые укрепления были бы чрезвычайно слабыми, то и тогда существовали почти непреодолимые трудности навигационного характера. Лиман Темзы, как известно, изобиловал песчаными отмелями и длинными участками малых глубин, на которых крупный корабль просто окажется на мели, если пропустит высокую воду во время прилива. Корабль с прямым парусным вооружением, тяжелый в лавировке, мог войти туда только при ветре, дующем от северного до юго-восточного направлений. Войдя же в Мидуэй, корабли вынуждены ожидать смены направления ветра, чтобы получить возможность снова выйти в открытое море. К тому же для судоходства река Мидуэй была намного хуже, чем Темза. Ее лиман был весьма узким, усыпанным многочисленными отмелями и грязевыми островками, которые скрывались под водой во время прилива. А до порта Чатам, где стоял английский флот, было без малого семь миль извилистого водного пути. При этом кораблю опять же требовался именно северо-восточный ветер при входе и юго-восточный — при выходе. Кроме этого, надо было иметь в виду и местные приливно-отливные течения, которые здесь достигали такой силы, что корабль мог войти в лиман только при полном приливе, а выйти только во время полного отлива. Поэтому получалось, что даже если голландцам как-то удастся прорваться к Чатаму, то они будут вынуждены остановиться там и обороняться до тех пор, пока ветер и уровень воды не позволят им отступить. Одним словом, Мидуэйская операция была задачей со множеством неизвестных, причем такой сложности, что далеко не каждый, даже весьма храбрый, флотоводец рискнул бы на ней своей репутацией. Но это Рюйтера не остановило. Ночами он считал и пересчитывал все варианты времени подхода к лиману и входа в реку, времени выхода. По его расчетам, все вроде бы выходило неплохо. Но как получится на самом деле, не мог сказать никто. Чтобы разделить ответственность вместе с командующим, в операции решил принять участие и младший из братьев Виттов — Корнелис. На отобранные для операции корабли Рюйтер набирал команды из самых опытных и знающих капитанов и матросов, никого не посвящая при этом в цели операции.
Всю зиму, как обычно, голландцы стучали топорами и пилили пилами, готовя свой флот к новым испытаниям, а потому весной все было у них готово. Перед выходом в море Рюйтер хотел оставить своего сына Енгеля и пасынка Жана-Павла ван Гельдера дома, но те столь слезно молили отца, что тот в конце концов им уступил и взял с собой. Енгель был пожалован капитан-лейтенантом 24-пушечной «Голландии», а Жан-Павел — капитаном 44-пушечного корабля.
По выходе из баз флот объединился под единым началом Рюйтера и 14 июня был уже в шести милях перед устьем Темзы, в так называемом Королевском канале, вызывая англичан померяться силой. Из реки не вышел ни один английский корабль — это был сигнал о полной неготовности флота противника.
Одновременно пришло известие, что большое количество английских торговых судов сосредоточено в порту Грейвсенда в низовье Темзы. Немедленно туда был направлен отряд легких кораблей. Но англичане успели отвести свои суда вверх по реке. Тем не менее, появление голландских кораблей в низовье Темзы вызвало в Лондоне большую панику и неразбериху. «Испуг и оцепенение в городе были такими, словно голландцы не только завладели рекой, но на самом деле высадили стотысячную армию, — записывал в те дни в своем дневнике королевский министр граф Кларендон. — И хотя демонстративное спокойствие короля и герцога не удержало окружающих их людей от паники, все-таки не нашлось никого, кто советовал бы им
