небольшой дом Оклад лоцмана позволяет ему содержать жену, а авторитет опытного и удачливого морехода — смотреть с уверенностью в завтрашний день.
— Вот ты и добился всего, чего хотел! — сказал ему отец, наведавшись первый раз в гости. — Большего в жизни тебе ничего и не надо!
— Ты прав, отец! — отвечал ему сын, разливая по кружкам пенное пиво. — О большем я и не мечтаю!
Однако воистину говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. В том же 1636 году молодого лоцмана внезапно пригласили в контору Бергенского общества торговцев.
— Мы несем большие убытки от контрабанды французских и немецких товаров! — заявил там Рюйтеру купеческий старшина Жюст ван Слюйс — Нам нужно обезопасить себя. Для этого на деньги цеха вооружается судно. Помня твои заслуги в мореходстве и пушкарский опыт в обороне города, мы решили предоставить его тебе. Ступай и оберегай наши интересы, а мы не забудем о твоих!
— Вы не пожалеете, что назначили для исполнения этого дела именно меня! — ответствовал Рюйтер и с радостью принялся за подготовку к выходу в море.
Нам неизвестно в точности, почему молодой лоцман столь истово бросился исполнять указание купеческих старшин. Возможно, причиной тому была возможность достаточно быстро обогатиться, ведь каждое захваченное контрабандное судно приносило немалый процент от перехваченных товаров капитану, это судно захватившему. И все же думается, что главной причиной радости Рюйтера было неожиданно свалившееся на него капитанство — то, о чем сын простого трактирщика не мог даже и мечтать.
Глава третья
В капитанах
Стать в двадцать девять лет капитаном в голландском флоте, где опытом многолетних плаваний обладали тогда почти все, начиная с простого матроса, было весьма непросто, а, следовательно, и весьма почетно. Зайдя первый раз в свою новую каюту, Рюйтер первым делом повесил на переборку картину местного художника: яркий натюрморт с сочными гроздьями винограда и букетом бордовых тюльпанов, подаренный ему женой на удачу.
Каким же он был внешне, этот только что назначенный капитан Рюйтер? Один из современников будущего адмирала так описывает его: «Рюйтер был среднего роста, но очень статен. Сложения крепкого и очень ловок. Лоб у него был широкий, цвет лица довольно приятный, глаза живые, даже проницательные, волосы темные. Он носил густые и вздернутые усы. Его наружность являла вид суровости, смешанной с лаской, внушающею к себе в одно время почтение и любовь. Он был от природы здорового сложения, но в молодости поел ядовитой рыбы, что произвело в его членах легкое трясение, во всю его жизнь продолжавшееся. В зрелых летах у него показалась каменная болезнь, которая иногда причиняла ему ужасные боли. Его природная крепость, подкрепляемая привычкою, дозволяли ему легко переносить морские беспокойства. Он был так строг к себе, что смеялся, когда видел матросов, скидывающих с себя мокрое платье. Он не помышлял об отдохновении, как только тогда, когда нечего было делать. Он предпочитал грубую морскую пищу нежным кушаньям. Знатные люди, желавшие его угостить, старались соображаться с его вкусом. От природы он был красноречив, всегда весьма счастливо объяснялся. Природа одарила его удивительной точностью рассудка. Он тотчас предвидел, что надо делать и находил средства к достижению своей цели. Его суждения всегда были основаны на прочных чувствах великодушия. Он никогда не затруднялся в разговорах с людьми возвышеннее его, далее с герцогами и королями. Он знал и говорил на многих языках, не учась им в школах. Частые вояжи и долгое пребывание в чужих землях его им научило, а чудесная память способствовала его вниманию и трудам».
В первое же свое крейсерство у побережья Бергена Рюйтер захватил сразу два груженных товарами судна. Одно было из Дюнкерка, другое гамбургское. При этом Рюйтер, пожалуй, впервые, проявил себя и неплохим тактиком, удачно избежав нежелательной встречи поочередно с тринадцатью французскими военными кораблями. Пленение призовых судов внезапно вызвало споры и драки между матросами Рюйтера и командой другого направленного в крейсерство судна, которому повезло значительно меньше.
— Мы захватили — значит, и все добро наше! — кричали, надрывая горло, матросы Рюйтера.
— Мы сообща участвовали в крейсерстве, у нас есть раненые, а потому и делиться надо поровну! — не уступала им команда судна-неудачника.
Обдумав все, Рюйтер решил делить захваченные товары по справедливости между двумя судами. Решение вызвало столь яростную бурю возмущения на его собственном судне, что Рюйтер должен был прервать плавание и вернуться в Берген. Совет купеческих старейшин, рассмотрев взаимные обвинения капитана и команды, одобрил действия Рюйтера и наказал зачинщиков «призового бунта».
— Справедлив до святости! — долго еще хмыкали его матросы, потирая выпоротые «кошками» спины.
В течение последующих четырех лет Рюйтер вновь почти непрерывно бороздит океаны. На этот раз уже полновластным капитаном. Вместе с ним перекочевывает с судна на судно и любимый им натюрморт. Помимо натюрморта капитан принес в свою новую каюту и клетку с цыплятами. Разведение цыплят, кормление и ухаживание за маленькими желтыми комочками было, наверное, самой большой отдушиной Рюйтера в дальних плаваниях. К своим воспитанникам он относился с огромной нежностью, давал им ласковые имена и не разрешал отправлять их на матросский стол В портах захода он дарил своих подросших цыплят тем из местных начальников, к кому питал симпатию, беря при этом слово, что те не попадут после его ухода в кастрюлю.
Рюйтер много плавает на Антильские острова и в Бразилию, весьма удачно там торгуя и выгодно сбывая голландские товары. Этот период жизни позволил молодому капитану значительно усовершенствовать и свои мореходные познания, теперь уже и в военной области.
В те неспокойные времена торговля всегда соседствовала рядом с пиратами, а потому каждый капитан, даже самого мирного транспорта, всегда должен был быть начеку. Не раз и не два приходилось встречаться с пиратами в море и молодому Рюйтеру.
Вот как описывает некоторые из таких встреч один из первых биографов будущего адмирала: «В 1643 году на пути в Америку он встретил военный испанский корабль и постарался уклониться, но испанец, нагнав его, дал по нему залп, надеясь утопить. Рюйтер защищался с такой отвагой, проворством и искусством, что пустил испанца на дно. Тут он показал свое человеколюбие, употребляя все средства к спасению экипажа, сохранив жизнь большей части, в том числе и капитану, к которому обратился с вопросом; „Так ли бы поступили вы с моим экипажем, если бы вам удалось потопить мой корабль?“ Капитан отвечал: „Я намеревался всех вас утопить!“ Рюйтер, справедливо оскорбленный таким безрассудным ответом, приказал бросить всех испанцев в море, и его люди начали готовиться к исполнению приказания. Испанский капитан попросил о помиловании, на что Рюйтер охотно согласился. В одном из его вояжей в Сале ему сказали, что пять алжирских кораблей сторожат его, чтобы завладеть его судном. Он продолжал свой путь и к вечеру остановился на виду у алжирцев. Провел тут ночь. С рассветом приготовился к бою. Не ожидая, чтобы на него напали, сам идет на сильнейшего из турецких кораблей, дает по нему залп. Такая неустрашимость ужаснула турка, который, отступив, свалился с другим кораблем, и оба принуждены были бежать. Рюйтер поворачивает на третий, дает по нему залп с другого борта и тем принуждает отступить. Держа остальных двух в страхе, проходит без малейшего повреждения на рейд в Сале. Жители города, взиравшие на битву со своих стен, удивлялись неустрашимости и искусству Рюйтера, приняли его с торжеством и почетом, провезли верхом по городу, заставив побитых им пятерых капитанов сопровождать его пешком, осыпая их всевозможными оскорблениями.
Возвращаясь из Франции в Голландию, конвоируя множество купеческих судов, Рюйтер встал на якорь у острова Байта, пробыв там несколько дней во избежание встречи с дюнкеркскими арматорами, крейсировавшими в этих водах. Не упуская благоприятного ветра и по причине приближающейся зимы, Рюйтер решился продолжить путь, пренебрегая опасностями. Другие капитаны осуждали его отважность и
