обратно я не рассчитываю, так как твердо знаю, что погибну раньше окончания этого нелепого похода!
— Что ты говоришь, Михаил! — замахал тот руками. — Мы с тобой еще не допили всего отпущенного нам жизнью пива!
— Ты может, и не допил, а я свое уже, кажется, выпил все! — невесело усмехнулся в ответ генерал- адмирал.
3 сентября 1675 года эскадра Рюйтера вступила под паруса. Свой флаг генерал-адмирал поднял на 70-пушечной «Конкордии». Не изменяя своей старой привычке, он первым делом приколотил молотком к переборке любимый натюрморт, поставил в углу клетку с цыплятами, а затем тщательно вымел каюту просяным голиком.
Поход сразу же начался со всевозможных неурядиц. Зайдя по пути в Кадис, где корабли пополнили запасы воды и свежей пищи, Рюйтер получил там внезапное повеление ждать прибытия на свою эскадру младшего королевского брата дон Жуана Австрийского, который должен был в перспективе властвовать на отбитой Рюйтером Сицилии. Но будущего правителя все не было и не было. Прождав бесполезно дон Жуана целых две недели, Рюйтер продолжил плавание, завернув по пути в порт Аликанте в надежде, что непунктуальный дон ждет его там. Увы, будущего «правителя острова» не было и здесь. Затем, нуждаясь в воде и дровах, Рюйтер взял курс к островам Ивес и Форментер. Разразившийся на переходе жестокий шторм разлучил его с кораблями младшего флагмана Гаана. Искать Гаана Рюйтер направился далее в порт Калиари, но там Гаана уже не было. Как рассказали местные жители, голландский вице-адмирал заходил сюда, но уже ушел. К тому же на рейде Меллаццо он обнаружил всего один испанский корабль с несколькими галерами вместо обещанной эскадры. На вопрос, где же остальные, местный вице-король де Вилла Франка лишь широко развел руками:
— На все воля Иисуса сладчайшего!
— Ну вот, начинают сбываться самые худшие предположения! — раскурил, загораживаясь от ветра, трубку Рюйтер. — Поглядим, что нас ожидает дальше!
О вступлении Версаля в войну за обладание Сицилией французский историк пишет так: «Людовик Четырнадцатый знал, что польза и слава его требуют, чтобы он поддерживал мессинцев и доказал, что он один мог преодолеть все усилия держав, которые соединились против него. Он повелел вооружить в Тулоне флот из двадцати военных кораблей, шести брандеров, многих транспортов с аммунициею и жизненными припасами. Слава Рюйтера, который командовал неприятельским флотом, затрудняла выбор, кому бы поручить это новое предприятие. Голоса офицеров и матросов были в пользу Дюкена Они видели его уже столько раз среди опасностей, возбуждавшего их дух невероятной неустрашимостью или располагавшего ими с совершенным благоразумием и приводившего их всегда к победе, что все желали служить под его начальством и почитали торжество свое уже совершенным. Многие шефы эскадр, которых заслуги состояли только в кичливости, искали чести командовать этим флотом. Людовик Четырнадцатый не внимал исканиям. Он назначил Дюкена и возвел его на степень лейтенант-генерала морских сил Франции».
В последних числах декабря 1675 года французский флот покинул Тулон и взял курс к Сицилии.
Испанский вице-король тем временем обещал голландскому командующему на кресте, что немедленно пошлет письмо герцогу Монтесархио, чтобы тот прибыл к Рюйтеру со всеми своими кораблями. Кто такой этот Монтесархио, сколько у него вымпелов и какова их боевая ценность — всего этого Рюйтер не знал, а потому нервничал, понимая, что где-то совсем неподалеку бродит хитрый и опытный Дюкен.
Реально под непосредственным началом Рюйтера к этому времени оставалось, считая и примкнувшего испанца, всего лишь десять кораблей. Генерал-адмиралу было над чем призадуматься. С такими ничтожными силами впору было не Сицилию отвоевывать, а спасаться самому, пока не поздно. Но Рюйтер отступать и не помышлял. Снявшись с якоря, он, исполняя повеление испанского монарха, двинулся вдоль сицилийского берега.
Рюйтер несколько ошибался. Дюкен в это время только что покинул со всеми своими кораблями Тулон, направившись для конвоирования на Сицилию новых транспортов с войсками. В Мессине же оставался с достаточно сильной эскадрой герцог де Вивон. Однако, узнав о появлении в Средиземном море Рюйтера, французы заволновались не на шутку. Несмотря на известную храбрость де Вивона, было ясно, что Рюйтер утопит его как слепого щенка. Особого выбора у Людовика Четырнадцатого не было, и он поручил охоту на Рюйтера Дюкену. «Король-солнце» упорно не любил Дюкена, несмотря на все его достоинства. Главная причина этого была в приверженности старого моряка к кальвинистской вере, а потому далее вице-адмирала в чинах его упорно не пускали. Впрочем, сам Дюкен относился к этому с едкой иронией.
— Я еще счастливчик и обласкан милостями, не в пример бедняге Колиньи! — не раз говорил он друзьям в минуты откровения, намекая на страшную судьбу вождя гугенотов адмирала Колиньи, ставшего первой жертвой печально знаменитой Варфоломеевской ночи.
Но сейчас французскому королю было уже не до религиозных распрей. Повздыхав над трудностью обстоятельств, Людовик велел Дюкену немедленно следовать на перехват вызвавшего столько волнений Рюйтера. Назначение Дюкена главнокомандующим флотом вызвало на французских кораблях настоящую бурю восторга. Все горели желанием как можно скорее найти и схватиться с этими непобедимыми голландцами.
Дюкен покинул Тулон, имея под своим началом двадцать кораблей и шесть брандеров. Целью его был прорыв в Мессину, невзирая на возможный отпор со стороны Рюйтера. Авангард французского флота вел маркиз де Прейли д'Юмьер, державший свой флаг на корабле «Святой Михаил», арьергардом начальствовал капитан Луи Габаре на корабле «Санпарейль». Сам же Дюкен возглавлял центр своего флота на корабле «Святой Дух».
Пока французы держали курс к сицилийским берегам, к Рюйтеру, наконец-то, добрался со своими кораблями отставший вице-адмирал Гаан. Одновременно лазутчики известили Рюйтера об отплытии из Тулона французского флота. Взвесив все за и против, голландский главнокомандующий решил не дожидаться эскадры испанского герцога Монтесархио, а снялся с якоря и направился к Липарским островам. В авангарде его флота шел контр-адмирал Версгоор, сам Рюйтер, как всегда, в центре, а в «замке» — вице-адмирал Гаан. Уже в море к голландцам присоединился десяток испанских галер дона Бертрама де Гуевара. Голландские матросы, толпами собираясь на палубе, с любопытством глазели на расфранченных испанских грандов-капитанов, буквально утопавших в пене кружев. Вокруг каждого суетились лакеи с подносами, рядом во всю мочь, развлекая начальство, играли оркестры. Обилие бархата, шелка и золота ошеломляло.
— Эти сеньоры как с картинки! — тыкали пальцами в сторону надменных испанских капитанов простоватые голландцы. — Поглядим, однако, каковы они будут в бою!
В сравнении с республиканской скромностью голландских капитанов вызывающая роскошь испанцев выглядела несуразно и нелепо. Вот уже несколько столетий должности галерных капитанов считались в Испании наипочетнейшими, а потому традиционно на них назначали исключительно представителей знатнейших аристократических фамилий, в отличие от парусных кораблей, которыми командовали дворяне рангом гораздо поскромнее. И хотя время галер уже безвозвратно уходило в прошлое, на испанском флоте сила традиций была еще слишком велика, чтобы отказаться от этих баснословно дорогих и почти бесполезных в бою раззолоченных игрушек.
3 января испанцы известили голландцев, что французский флот под командой лучшего из французских флотоводцев и старого знакомца Рюйтера по последней войне графа Дюкена уже вышел в море и под всеми парусами спешит навстречу Рюйтеру. Последний отступать тоже не привык, а потому сам повернул навстречу неприятелю.
Вечером 7 января наблюдатели, находившиеся на высотах острова Липари, зажгли яркие костры. То был сигнал, что вдалеке обнаружен французский флот. Увидев зажженный огонь, Рюйтер немедленно спустился к ветру и двинулся навстречу Дюкену. Тот, в свою очередь, разглядев в вечерних сумерках паруса неприятельского флота, велел убавить на своих кораблях паруса и продолжал следовать в бейдевинд, держась под одними марселями.
Французские корабли всегда были предметом постоянных насмешек со стороны голландских моряков. Минувшие войны заставили великие морские державы навсегда отказаться от многочисленных бесполезных и даже мешающих деревянных статуй, венчавших некогда кормы линейных кораблей, и от излишнего нагромождения всевозможных вычурных украшений. Ныне в этом упорствовали только
