чопорные прихожане елейно склонились в молитве, а шепотом делятся новостями и с важным видом твердят что-то банальное о погоде и политике.

Но встречалось нечто худшее: к примеру, обладательница университетского диплома, мадам Опостус Кравен, ее 'Рассказу сестры', 'Элиане' и 'Флеранж' пропела аллилуйи и осанны вся церковная пресса. Нет, никогда, никогда дез Эссент не вообразил бы, что можно состряпать такую чушь! Эти книжонки были до того убоги по мысли и стилю, что приобрели даже какое-то, почти индивидуальное лицо.

Что говорить, дез Эссент не мог похвастаться свежестью восприятия и природной склонностью к сентиментальности — дамская литература была отнюдь не в его вкусе.

Все же он заставил себя и с полным вниманием читать гения в синих чулках. Старался дез Эссент, однако, даром. Ни слова не понял он из 'Дневника' и 'Писем' госпожи Эжени де Герен[111], в которых она самозабвенно расточала хвалы своему брату-поэту, слагавшему стихи с таким простодушием, с такой грацией, что не знал себе равных, — вот разве что г.г. де Жуи[112] и Экушар Лебрен[113] сочиняют столь же ново и смело!

Тщетно пытался он понять прелесть тех книг, где встречались, например, следующие пассажи: 'Нынче утром я повесила над папиной кроватью крестик, который вчера ему дала одна девочка'. Или: 'Мы с Мими званы завтра к г-ну Рокье на освящение колокола. И мне эта прогулка не неприятна'. Или говорилось о крайне важных событиях: 'Я теперь повесила на шею медальон с изображением Святой Девы, который Луиза мне прислала в защиту от холеры'. Или же цитировалась высокая поэзия: 'О, дивный лунный луч скользит по Библии моей раскрытой!' Или, наконец, приводились тонкие и проницательные наблюдения: 'Когда я вижу, как, проходя мимо распятия, кто-то крестится или снимает шляпу, я говорю себе: 'Вот истинный христианин'.

И так до бесконечности, пока Морис де Герен не умирает и сестра многословно оплакивает его на множестве страниц, усеянных обрывками убогих стихов, написанных так жалко и беспомощно, что дез Эссент даже по-настоящему пожалел писательницу.

Да... Не столь уж это, конечно, и важно, но католическая партия не очень-то привередничала, выбирая своих протеже без всякого намека на художественный вкус! Сок жизни, который она так оберегала, оказался самой заурядной, бесцветной словесной водой, и потоков ее не могло остановить ни одно вяжущее средство!

И дез Эссент с отвращением отвернулся от этой литературы. Но и современные духовные авторы не приносили ему удовлетворения. Они, безусловно, были замечательными проповедниками и полемистами. Однако не владели церковным языком, который в их выступлениях с амвона и книгах утратил свое лицо, стал скучной фигурой речи, состоящей из одинаковых длинных фраз. Без преувеличения, церковные писатели начали писать совершенно одинаково, разве что с большим или меньшим напором и воодушевлением. По манере письма ничем уже не отличались их святейшества, брался ли сочинять Дюпанлу[114], Ландрио, Ла Буйри или Гом[115], или, может, Дон Геранже[116], отец Ратисбон, монсеньеры Фреппель[117] или Перро, или же их преподобия Равиньян и Гратри, или иезуит Оливэн, кармелит Дозите[118], доминиканец Дидон[119], или даже старец из монастыря св. Максимина, преподобный Шокарн.

И дез Эссент нередко думал: да, нужны подлинные дар, и личность, и глубочайшая вера, чтобы разморозить этот ледяной язык, оживить этот проповеднический стиль, который уже не мог блеснуть ни ярким оборотом речи, ни смелой мыслью.

И все же иногда встречались писатели, которые своим пламенным красноречием были способны растопить лед слов и вернуть их к жизни. Это в особенности относилось к Лакордеру, одному из немногих за долгое время настоящих церковных авторов.

Лакордер, подобно прочим, был стеснен рамками догматических рассуждений и, как и многие, топтался на месте, отваживаясь лишь на то, что с благословения отцов церкви развивалось видными проповедниками. Ему удалось, однако, внести в эти рассуждения брожение, омолодить их, придать им своеобразие и живость. Его 'Проповеди в Соборе Парижской Богоматери' были полны словесных находок, смелых сравнений, юмора, прыжков, радостных восклицаний, необузданных порывов — словно заискрился под его пером церковный слог. Лакордер, этот одаренный писатель и кроткий монах, отважился на сочетание несочетаемого: либеральных представлений об обществе с авторитарной церковной мыслью. Весь свой дар, все силы он потратил на это. Но не одним только ораторским талантом обладал Лакордер. Была в нем пламенная любовь к Богу, были такт и добросердечие. В письмах к юношеству он, словно отец, увещевал любя, журил с улыбкой, советовал доброжелательно, прощал легко. Прекрасны были письма, где он признавался, как жаден до привязанности, величественны те послания, в которых он одобрял и укреплял верующих, рассеивая их сомнения собственной непоколебимой верой. Словом, это отцовское начало, ставшее у него очень деликатным, даже отчасти женственным, сообщило его прозе ни с чем не сравнимое, единственное во всей духовной литературе звучание.

После него христианских писателей, обладавших мало-мальской индивидуальностью, среди монахов и священников можно было перечесть по пальцам. Пожалуй, это один лишь его ученик аббат Пейрейв, да и то лишь немногие его страницы выдерживали критику. Пейрейв оставил трогательную биографию своего учителя, написал несколько душевных писем, сочинил необозримое количество по-ораторски звучных трактатов, произнес немало речей, без меры высокопарных. Но, разумеется, ни чувством, ни огнем лакорлеровым аббат Пейрейв не обладал. В нем было слишком много от лица духовного и слишком мало от светского. И все же то здесь, то там встречаются у него занятные сравнения, длинные и вместе с тем крепкие фразы, возвышенный, почти величественный слог. Оттого-то заслуживающих внимания духовных писателей, которые были бы верны церковному делу и своему ремеслу, приходилось искать не среди духовенства, а в миру.

Епископский стиль, столь обессиленный прелатами, в какой-то мере воспрял и даже обрел своего рода мощь в сочинениях графа де Фаллу[120]. Со стороны спокойный, граф-академик изнутри исходил желчью. Его речи, произнесенные в парламенте в 1848 году, пространны и тусклы, однако статьи, которые печатал 'Корреспондан' — позднее они вышли отдельной книгой, — колки и язвительны, хотя по форме предельно учтивы. Написаны они 'за здравие', но полны нетерпимости и страстной горечи.

В полемике он был опасен — хитрец, логик, мастер засад и защитного боя, неожиданных и острых выпадов. В то же время на смерть госпожи Свечиной де Фаллу откликнулся страницами, полными волнения; выходившее из-под ее пера находило в нем собирателя, а ее саму он почитал как святую.

Но со всей силой проявился его дар в двух брошюрах. Первая вышла в 1846 году, вторая, под названием 'Национальное единство', — в 1880-м.

В ней легитимист де Фаллу беспощадно, с холодной яростью, вопреки обыкновению, говорил не сдерживаясь и под занавес в виде заключения бросал маловерам гневное, грозное обвинение:

'А вы, упорные утописты, превращающие человеческую природу в абстракцию, вы, пособники атеизма, питающиеся химерами и ненавистью, вы, творцы женской эмансипации, разрушители семьи, составители обезьяньей родословной, вы, чье имя еще недавно звучало как ругательство, можете радоваться: сбудутся ваши пророчества, быть вашим ученикам жрецами мерзкого будущего!'

В другой своей брошюре, под названием 'Католическая партия', он нападал на деспотический 'Юнивер' и на Вейо[121], хоть и не называл его по имени. Тут де Фаллу, как и прежде, стал в каждой фразе ядовит и извилист. Он боролся с Вейо по-джентльменски и, весь в синяках, отвечал противнику на грубые удары ногой презрительными сарказмами.

Оба они представляли собой две церковные партии, а в церкви раскол разрешается лютой ненавистью. Де Фаллу был хитрей, высокомерней, принадлежа к той либеральной секте, куда уже вошли и Монталамбер, и Кошен[122], и Лакордер, и де Брольи. Он всецело разделял идеи 'Корреспондана', журнала, пытавшегося покрыть властные догматы церкви лаком терпимости. Вейо — проще, прямей, срывал маски и о тирании догм крайних монтанистов говорил открыто и без всяких колебаний.

Для своей борьбы Вейо выработал совершенно особый язык, как бы смешав слог Ла Брюйера с

Вы читаете Наоборот
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату