поставил два стула лицом к стенке. Мы таким причудливым манером уселись, и он вытащил из своего плисового пальто маленькую фотокарточку и показал мне. Вся она была мятая и тусклая. Я присмотрелась хорошенько. Лицо на ней моложе и без черной отметины, но вопросов не возникло — то был портрет Тома Чейни. Я так Лабёфу и сказала.
А он говорит:
— Твоя мать его тоже опознала. Теперь я тебе новость сообщу. Настоящее имя у него — Терон Челмзфорд. В Уэйко, штат Техас, он насмерть застрелил сенатора штата по фамилии Биббз, и я иду по его следу вот уже почти четыре месяца. Он в Монро, Луизиана, развлекался и в Пайн-Блаффе, Арканзас, а только потом объявился у твоего отца.
Я спрашиваю:
— А чего ж вы тогда не поймали его ни в Монро, Луизиана, ни в Пайн-Блаффе, Арканзас?
— Хитрый он потому что.
— А по-моему — тугодум.
— Такой вид он на себя и напускает.
— У него хорошо получается. Так вы, стало быть, законник?
Лабёф показал мне письмо, по которому выходило, что он сержант техасских рейнджеров[33] и работает в местечке под названием Ислейта близ Эль-Пасо. Потом говорит:
— Я теперь в командировке. А наняло меня семейство сенатора Биббза в Уэйко.
— Как же так вышло, что Чейни в сенатора стрелял?
— Все из-за собаки. Челмзфорд пристрелил охотничью собаку сенатора — она была на дичь натаскана. Биббз пригрозил его за это высечь, и Челмзфорд застрелил старика, когда тот качался на скамейке у себя на веранде.
— А собаку зачем убил?
— А вот этого я не знаю. Просто из подлости. Челмзфорд — крепкий орешек. Утверждает, что собака его облаяла. Уж и не знаю, лаяла она или нет.
— Я тоже его ищу, — говорю я. — Этого человека, которого вы зовете Челмзфордом.
— Да, это я уже понял. Я сегодня с шерифом разговаривал. Он и сообщил, что ты здесь остановилась и ищешь особого следопыта, чтоб он привез Челмзфорда с Индейской территории.
— Я уже нашла себе исполнителя.
— И кто он?
— Зовут Когбёрн. Он помощник исполнителя Федерального суда. Самый крепкий, что тут есть, а кроме того, знаком с бандой грабителей под водительством Счастливчика Неда Пеппера. Считают, что Чейни с этой публикой связался.
— Да, так и надо, — говорит Лабёф. — Тебе федеральный нужен. Я и сам похоже прикидывал. Мне нужен тот, кто хорошо эти места знает и может произвести законный арест. Нипочем не скажешь, что нынче в суде отколют. Я Челмзфорда могу хоть до самого округа Макленнан довезти в Техасе, а там какой- нибудь продажный судья постановит, что я его выкрал, — и поминай как звали. Это будет нечто, согласись.
— Еще какое разочарование.
— Так, может, я с тобой и твоим исполнителем объединюсь.
— Про это вам надо поговорить с Кочетом Когбёрном.
— Дело будет к нашей взаимной выгоде. Он знает местность, я знаю Челмзфорда. А взять его живым — работенка на двоих.
— Ну, как ни верти, мне-то все едино, вот только когда мы Чейни поймаем, ни в какой Техас он не поедет, а поедет он в Форт-Смит, на виселицу.
— Хо-хо, — говорит Лабёф. — Разницы ж нет, где он в петле болтаться будет, правда?
— Мне — есть. А вам?
— Для меня это солидные деньжата. В Техасе что, виселицы хуже арканзасских?
— Нет. Но вы же сами сказали, там его могут и отпустить. А этот судья свой долг выполнит.
— Если его не повесят, мы его пристрелим. В этом я могу тебе дать честное слово рейнджера.
— Я хочу, чтоб Чейни заплатил за убийство моего отца, а не какой-то техасской охотничьей собаки.
— Не собаки, а сенатора — ну и твоего отца в придачу. В итоге будет равно мертвый, понимаешь, и за все свои преступления разом ответит.
— Нет, не понимаю. Я так на это не смотрю.
— Я поговорю с исполнителем.
— С ним без толку разговаривать. Он работает на меня. И должен делать, как я скажу.
— А я, думаю, с ним все равно поговорю.
Тут я поняла, что допустила ошибку — так раскрылась перед посторонним. Будь он уродом каким- нибудь, а не таким симпатягой, я б держалась настороже. Ну и мозги у меня размягчились и котелок не варил как надо — от этого возбудителя желчи.
Я говорю:
— Еще несколько дней с ним все равно поговорить вам не удастся.
— Это почему?
— А он в Литл-Рок уехал.
— По каким таким делам?
— По судебным.
— Тогда я с ним поговорю, когда вернется.
— Вам лучше будет раздобыть себе другого исполнителя. Тут их много водится. А я уже договорилась с Кочетом Когбёрном.
— Я разберусь, — отвечает на это он. — Сдается мне, твоя мама бы тебя по головке не погладила за то, что ты в такое предприятие ввязалась. Она-то думает, ты тут с лошадью разбираешься. А уголовные следствия — дело жуткое и опасное, пусть ими лучше знатоки занимаются.
— Это значит — вы. Вот если б я за четыре месяца не нашла Тома Чейни с отметиной на лице, что будто каинова печать, я б точно не стала другим советы раздавать.
— Дерзость на меня плохо действует.
— А вы меня не вынуждайте.
Он встал и говорит:
— Совсем недавно, за ужином, я еще думал, не сорвать ли у тебя поцелуй, хоть ты и совсем молоденькая, заморыш, да и не красотка вдобавок, но вот теперь я больше склоняюсь к тому, чтоб выпороть тебя ремнем раз пять-шесть.
— Хрен редьки не слаще, — отвечаю ему я. — Только троньте меня — и будете ответ держать. Вы из Техаса, как у нас тут принято — не знаете, но добрые люди в Арканзасе не спускают тем, кто обижает женщин и детей.
— В Техасе молодежь воспитывают в вежливости и уважении к старшим.
— Я заметила, что еще в этом штате лошадей подгоняют большими зверскими шпорами.
— С такой дерзостью своей ты слишком далеко заходишь.
— Нет мне до вас дела.
Он разозлился и в таком настрое меня оставил — ушел, лязгая своей техасской амуницией.
~~~
Наутро я поднялась ранехонько — мне стало чуть получше, но все равно пошатывало. Быстро оделась и скорей в почтовую контору, даже завтрака не дождалась. Почту уже доставили, но пока разбирали — окошка не открывали.
Я покричала в щель, куда опускают письма, подошел ярыжка. Я ему представилась по имени, сказала,
