— Я никогда не видела никого, похожего на эту печальную, славную английскую леди, — говорила она. — Я уверена, что это мадам Джеймс была в Англии очень заметной персоной. Конечно, я не верю, что это ее настоящее имя. Я уверена, мадемуазель Скетчли, что это не так. Мне кажется, что она принцесса или... герцогиня. От нее исходит такая доброта... Да, она просто излучает доброту...
Почему она всегда ждет почту с таким нетерпением? И почему почта не попадает прямо к ней в руки?
— Когда она ждет почту, — продолжала Агнесс, — она так сильно нервничает, что мне страшно — вдруг она умрет, если не получит того, что ждет. Я слышу, как она кашляет по ночам, и я боюсь за нее. Она очень больна? Как мне хочется, чтобы пришло то письмо, которое она так ждет!
Мисс Скетчли ничего не рассказывала. Молчаливая, сдержанная, она ухаживала за Дороти, которая не переставала думать о том, что было бы сней, окажись она здесь одна, без этой преданной женщины.
Однажды ей выпало большое счастье: она получила письмо. Агнесс попыталась расспросить мисс Скетчли про него, но та молчала.
Это было не те письмо, — которого она ждала с таким нетерпением, письмо Бартона с сообщением о том, что ее дела улажены, и она может возвращаться в Англию. Нет, это было письмо от шестнадцатилетнего Фредерика Фицкларенса, который хоть и не знал ее точного адреса, все-таки смог выяснить, что она живет во Франции под именем мадам Джеймс и что ей можно писать на это имя через почту в Булони.
Фредерик уже был в армии и писал ей: «Если Вам нужны деньги, возьмите... причитающуюся мне долю, так как мне хватает тот, что мне дает отец».
Она плакала над письмом иположила его под подушку.
Дети любили ее. Доди и Люси были в отчаянии, что ей пришлось уехать из дома, Георг всегда бил хорошим сыном, и Генри тоже, но они уже давно в Индии. И вот Фред предлагает свою помощь. Ома чувствовала себя же совсем забытой.
— Мне кажется, — говорила она мисс Скетчли, — что скоро наступит избавление.
Спустя несколько месяцев они переехали из Маркетра в Версаль. Она проводила время за чтением и писанием писем и каждый день спрашивала себя, придет ли сегодня то самое письмо, означающее для нее приказ об освобождении из заключения?
Она страстно мечтала вернуться к семье. Люси и Доди писали регулярно. Доди страдала от того, что натворил ее муж. Они скучали но ней и ждали ее возвращения.
Она ответила Фредерику и попросила его небеспокоиться, она ее сомневается в его готовности ей помочь и надеется, когда мистер Бартон уладит, наконец, ее дела, вернуться в Англию, где они смогут поселиться все вместе.
Версаль не понравился ей, и они переехали в Сен-Клу и поселились в Сьерра-Моньи, мрачном тенистом месте с густой растительностью. Дом тоже был мрачный с холодными меблированными комнатами. Поскольку стояла зима, она все время мерзла и с грустью вспоминала уютный дом в Буши.
Она часто отдыхала на обшарпанном, старом диване и говорила при этом мисс Скетчли:
— Иногда мне кажется, что этот продавленный диван — мое смертное ложе. Однажды я вот так лягу на него и уже никогда более не поднимусь. Представьте себе, меня это ничуть не тревожит.
— Глупости, — отвечала мисс Скетчли, — а вы подумали о девочках? Они ждут вашего возвращения и надеются жить вместе с вами.
Да, девочки. Она всегда должна думать о девочках.
Наступил новый 1816 год. Один за другим проходили дни, не принося письма с известием об освобождении.
— Они что, забыли про меня? — спрашивала она мисс Скетчли.
С наступлением весны ее здоровье не поправилось. Она заразилась желтухой, и вся ее кожа стала желтой. Встревоженная мисс Скетчли написала Доди, она ждала ее ответа. Между тем состояние Дороти ухудшалось, приступы кашля становились все чаще и все тяжелее.
— Нет ли писем из Англии, — постоянно спрашивала она. Несчастная мисс Скетчли в ответ только качала головой.
— Дорогая моя, попросите их сходить на почту... сейчас. Там, наверное, есть что-нибудь для меня.
Мисс Скетчли была уверена, что на почте ничего нет, но чтобы успокоить Дороти, отправила туда посыльного. Сидя возле Дороти, лежавшей на том самом диване, она думала: «Приедет ли ее дочь? Никого из всей ее семьи, ради которой она жила и ради которой умирает здесь, никого не будет с ней в ее последнее мгновение».
В дверь постучали. Это вернулся посыльный.
— Есть ли письма? — спросила Дороти.
— Нет, мадам, ничего нет.
Она откинулась на подушку и повернула голову к стене.
Мисс Скетчли сидела неподвижно, боясь взглянуть на Дороти, ибо в глубине души знала, что ей уже ничего не суждено дождаться.
Июльское солнце, пробиваясь через окно, освещало пыльную мебель и сидящую неподвижно мисс Скетчли, которая словно застыла в ожидании того, чего так и не дождалась Дороти — семьи, которая никогда не приедет, и писем, которые ей никогда не напишут.
«Любимейшее дитя музы комедии умерла от воспаления легких в Сен-Клу, во Франции» — так писали английские газеты.
Ее похоронили в присутствии мисс Скетчли и нескольких прохожих.
Один из них поставил на ее могиле гранитный камень, на котором были выбиты такие слова:
«Памяти Дороти Джордан, которая в течение многих лет была несравненным украшением лондонской сцены и сцен других городов Англии. Благодаря комическому дару, необыкновенному голосу, искренности в передаче чувств и настроений, свойственных молодости, она достигла непревзойденных высот в искусстве комедии. Никому не было дано такого умения утешить тех, кто нуждался в утешении.
Она покинула сей мир 5 июля 1816 года.
Помните и оплакивайте ее».
Примечания
1
Зеленая Комната — артистическое фойе в английском театре. В переносном значении — мир театра.
