года вступил в большевистскую партию. Активный участник Октябрьской революции в Казани, в годы гражданской войны выполнял рад ответственных поручений ЦК большевистской партии, являлся членом Реввоенсовета 2 армии, председателем Центрального мусульманского комиссариата и Центральной военной мусульманской коллегии. Он также работал председателем Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б), занимал пост начальника восточного отдела Политического управления Красной армии и другие.
В начале 1920-х годов, когда шли поиски оптимальных форм национально-государственного строительства, с рядом своих предложений по расширению прав автономных республик выступил и Султан-Галиев. Они вызвали серьезное сопротивление Сталина и были оценены им как националистические. Сталин решил дискредитировать Султан-Галиева как партийного и государственного деятеля, используя в том числе и личную неприязнь некоторых руководителей к Султан-Галиеву. В результате в мае 1923 года Султан-Галиева вызвали в Центральную Контрольную Комиссию, где объявили об исключении из партии и отправили в ОГПУ.
На Четвертом совещании этого национального деятеля обвинили в попытке установить нелегальную связь с контрреволюционными силами, в нарушении правил партийной конспирации, выразившемся в разглашении секретных сведений по национальным отношениям. Обвинение основывалось на нескольких личных записках Султан-Галиева, направленных ряду партийных и государственных деятелей национальных республик. Признавая опрометчивость и невыдержанность ряда формулировок и личных характеристик, в том числе и Сталина, Султан-Галиев категорически отрицал антипартийную и антигосударственную направленность своей позиции.
В то же время на совещании была принята программа мер по развитию экономики и культуры в национальных республиках, по расширению участия нерусских народов в политической жизни и т. п.[118] Особую роль в этом отношении играла политика «коренизации», направленная на расширение образования и подготовку кадров управленцев, хозяйственников, интеллигенции среди титульных этносов. С помощью этого слоя людей, воспитанных на новых идеологических принципах, чаще всего не связанных с дореволюционной национальной интеллигенцией, ее культурой и ментальностью, оторванных от этноспецифики региона, карьера которых теперь полностью зависела от верности партии и адекватной реализации ее указаний, власть проводила свою политику в жизнь[119].
Весь нэп, в том числе и национальный, по-новому ставил проблему его социальных субъектов. И в этом вопросе режим наибольшего благоприятствования развитию нэпа обеспечен не был. Вообще, образ «советского капиталиста» был предметом карикатур в прессе, гротескных фигур на демонстрациях, объектом колких насмешек по поводу и без повода. Налоговый инспектор, милиционер, идейный комсомолец, — каждый по мере сил старались чинить препоны «буржуазным и мелкобуржуазным элементам», что также с самого начала делало новую экономическую политику фактически обреченной, поскольку без активного социального движителя она не имела полноценной перспективы. Это в полной мере относится к процессу преобразований в национальной сфере. Прежде всего, оно касалось тех лидеров национальных движений, которые в свое время вели, в том числе вооруженное, противоборство с большевиками, а затем признали Советскую власть.
Несмотря на богатый практический опыт, теоретические знания в области национальной жизни, лидеры национальных движений в конечном счете оказались невостребованными, и отторгнутыми как «враги» и «буржуазные националисты». Например, Ахмет-Заки Валидов, который начинал свою деятельность будучи учителем в мусульманской школе. Он сотрудничал с Бюро мусульманской фракции IV Государственной Думы, активно участвовал в мусульманском движении. В декабре 1917 года на состоявшемся в Оренбурге Башкирском учредительном собрании (курултае) был избран в состав национального правительства, которое, как уже отмечалось, взяло курс на автономию Башкирии, вступив в контакт с Комучем и Временным Сибирским правительством. Политика Колчака заставила башкирское правительство пойти на союз с Советской властью. Имея значительный опыт организаторской работы, Валидов вошел в состав Башкирского ревкома, стал его председателем. В рамках социалистических идей и национальных ориентиров он искал пути федерализации Башкирии в системе общероссийского пространства.
В январе 1920 года Валидов, обращаясь в ЦК РКП(б) (копия — Ленину и Троцкому), писал: «В руководящем органе РКП нет ни одного в совершенстве знакомого со своей страной, сильного и авторитетного на Востоке человека из восточных мусульманских национальностей… Вы сами, больше чем мы, понимаете, какие трудности Вам и восточным революционерам приходится одолевать, когда Вы рукою русского пролетариата начинаете восстанавливать похороненное, как казалось навсегда, русским империализмом человеческое самосознание, сознание необходимости борьбы за существование забитых восточных народов». Далее Валидов предложил неожиданный для Советской власти вариант — назначить в центральное руководство «сильного и авторитетного» представителя мусульманского Востока, пусть и не коммуниста, и рекомендовал на этот пост лидера Алаш-Орды А. Букейханова, все более склонявшегося в тот период к признанию власти Советов. Но для Центра это предложение было слишком экстравагантным. В итоге осенью 1920 года сам З. Валидов оказался в Средней Азии, где развивалось басмаческое движение и впоследствии разворачивающиеся события подтолкнули его к эмиграции, где он сосредоточился на научной работе.
Другой деятель, упоминавшийся Алихан Букейханов получил известность как умелый организатор и способный политический деятель еще будучи членом кадетской партии, депутатом Государственной Думы. Ратовал за автономию Казахстана в составе демократической России, при выборах в Учредительное собрание был выдвинут туда представителем партии Алаш, которая блокировалась с другими (в частности, татарскими и башкирскими) национальными партиями. Вместе они отстаивали требование автономии национальных областей. Об этом же велись переговоры с общероссийскими партиями — кадетов, эсеров, меньшевиков. После разгона Учредительного собрания Букейханов, как писал он сам, «был признан национальным вождем, поднимал казахский народ на борьбу с Советской властью». Создавались вооруженные отряды, в которых среди командного состава были и белые офицеры. В сентябре 1918 года в Уфе состоялось совещание между представителями Алаш-Орды и валидовцами, где был заключен договор о создании единого Башкиро-Казахского национального государства. Впоследствии Букейханов был помилован советской властью и работал в советских хозяйственных органах. Активно проводил статистические исследования, являлся членом коллегии Наркомзема, авторитетным экспертом по вопросам землеустройства на советском Востоке. Позже был арестован по обвинению в «контрреволюционно- националистической деятельности», создании пантюркистского антисоветского центра. На суде Букейханов виновным себя признал «частично», заявив в последнем слове, что он «Советскую власть не любит, но признает»[120].
Национальные деятели этого типа пытались в своих поступках уйти от идеологических канонов и встать на позиции профессиональных оценок. Скажем, когда тот же Букейханов преподавал историю казахской литературы в Оренбурге, то ему, по собственному признанию, было «совершенно безразлично какое направление в литературе преобладает: пролетарское или националистическое… я руководствовался также тем, что основным двигателем прогресса человека является наука и техника». Однако как раз это и делало их персонами «нон грата» в советской национальной политике. Ее «новизна» опять-таки состояла в тактических ухищрениях при неизбежном выдерживании классовой (партийной линии). Так в 1922 году на советском Востоке мусульманскому духовенству были возвращены вакуфные земли, восстановлены суды шариата и адата, проявлена терпимость в отношении мусульманских норм поведения в обществе, в том числе и для коммунистов. Однако, со временем такой «этнокамуфляж» перестал быть нужен. Руководствуясь ленинским тезисом о том, что социалистическая революция на Востоке «походя, мимоходом» решила проблемы демократических преобразований в рамках концепции некапиталистического развития была предпринята попытка осуществить форсированный прыжок из феодализма в социализм. И национальный нэп стартовал по этой дорожке. Результаты были неоднозначны. Модернизация по-большевистски шла параллельно с консервацией традиционного уклада, классовых, племенных, родо-семейных отношений. Однако рано или поздно даже наиболее гибко и нестандартно мыслящие коммунистические руководители-«националы» подвергались сначала политическому остракизму, а потом и физическим репрессиям со стандартными обвинениями в «буржуазном национализме».
