группировки делились по тем уклонам, о которых так ярко в своей последней речи говорил тов. Сталин, тогда было бы гораздо легче вести определенную политику между этими группировками… Но… мы не можем опереться на одну какую-либо группу, встав, как говорят, «обеими ногами на нее». По-моему, мы должны искать опору во всех этих группировках (опираясь на здоровый элемент их), одновременно и в одинаковой мере ведя борьбу с нездоровыми уклонами в каждой из них, направляя тем самым их деятельность в партийное русло. Так я себе представляю задачу партийного ядра в Казахстане», — цинично рассуждал он. Большой разницы между взглядами казахских коммунистов Ежов не усматривал, а потому предлагал «давить» и отстранять их от руководства с одновременным расколом внутри групп путем их противопоставления, предостерегая вместе с тем от перевода их в Москву, где они смогут организовать «Казахстан № 2 и тормозить мероприятия» партии[170].
Расправа над одной из групп заставила бы опираться на другую и лишиться возможности манипулирования, поэтому Ежов предлагал, снимая сторонников одной выдвигать на их место представителей другой, делая внутригрупповую борьбу таким образом перманентной, а интеллигенцию — управляемой. Жалобы на паралич практической работы из-за групповщины выглядели при этом довольно лицемерно. Оценивая направление в Казахстан В. И. Голощекина, будущего организатора сталинской коллективизации в республике, возглавлявшего республиканскую парторганизацию в 1925–1933 годах, он писал: «По правде сказать, мы не мечтали получить для Казахстана столь авторитетного товарища, как Голощекин, а вместе с тем, мы особенно ощущали необходимость в таком товарище. Нам думается, что ЦК как нельзя лучше учел этим решением положение Казахстана»[171] .
Сам же Ежов тем временем добился перевода в Москву, а методы натравливания друг на друга во многом искусно подогреваемых групп «правых» и «левых» сохранились как один из важных инструментов перетряхивания национальных кадров и укрепления режима личной власти Сталина и его ставленников. Однако стабильности это не обеспечивало. Недаром на совещании секретарей парторганизаций тюрко- татарской группы в ЦК ВКП(б) 2 января 1926 года под председательством Молотова Голощекин признавал: «Чем ближе подходят коммунисты к власти в партийном или советском порядке, тем делаются более оголтелыми в национальном вопросе». При отсутствии проявлений панисламизма в республике наибольшую трудность по-прежнему он видел в отношениях с бывшими «буржуазными националистами». «Вопрос о национальном самосознании между прочим выражается, — говорил он, — в том, что они хотят «совсем без русских и без ЦК». Есть разговоры о том, что не мы хозяева, а русский ЦеКа, Москва хозяин»[172]. В основе политической оппозиционности интеллигенции лежала очевидная неудовлетворенность реальным статусом национальных республик и характером преобразований в них.
Создание 3 июня 1926 года комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с Калининым для рассмотрения проблем национально-государственного строительства в РСФСР и входивших в нее автономиях явилось попыткой нормализовать ситуацию. В подготовленных ею тезисах в ноябре 1926 года, в частности, отмечалось негативное влияние групповщины в местных парторганизациях. Комиссия высказалась против противопоставления групп как метода укрепления единства, так как на деле это приводило к дроблению сил, карьеризму, подрыву авторитета коммунистов. При этом подчеркивалось, что регулятором группировок является европейская часть партии, в которой еще много «незнакомых с правом, обычаями и языком трудовых масс этих республик», недооценивающих национальный аспект и проявляющих «высокомерно- пренебрежительное отношение» к этой важной стороне работы.
«Вся эта чехарда группировок, внутренний механизм которых бывает весьма понятен и национал- работникам (причем каждый из националов обязательно должен состоять в той или иной группировке), при слабой активности и слабой подготовке рядовых партийных масс, отодвигает на задний план практическую работу, задерживает процесс оформления руководителей из националов, наносит ущерб партийно- воспитательной работе, культивируя в массах еще молодых коммунистов-националов (молодых не по возрасту, а по стажу) отмеченные выше отрицательные качества: карьеризм, выслуживание и проч.»[173]. В выводах комиссии отражался болезненный характер процесса трансформации идейно-политических ориентиров интеллигенции, совпавшего с кардинальными переменами в жизни этносов. В сознании и реальной практике причудливо переплетались архаические стереотипы, национальные традиции, клановые и иные предпочтения, прежний политический опыт и нивелирующие их нормы нового режима.
В конце 1928 — начале 1929 годов были арестованы около 40 бывших участников автономистского движения в Казахстане. Главным образом педагоги и ученые, репрессированные в 30-е годы, а также национальная элита других регионов страны. В то же время создание новой интеллигенции форсированными темпами обусловило наряду с перманентным дефицитом кадров их общий довольно низкий уровень, утрату преемственности в развитии национальных культур и языков. В том же Казахстане численность интеллигенции с 1926 по 1939 год выросла в 8 раз — с 22,5 тыс. до 177,9 тыс. чел. Однако в 1933 году в 70 районах республики, где коренное население составляло более 90 %, один врач должен был обслуживать 38 тыс. жителей. Между тем здесь проживало 52,8 % населения и 83 % казахов республики. И в 1939 году 75 % колхозных специалистов не имели профессиональной подготовки[174].
Тем не менее опыт именно 20-х годов в области национальной политики (опять таки в параметрах национального нэпа), в сравнении с последующими периодами советской истории, дает наиболее интересные примеры, в том числе участия государства в решении проблем меньшинств. Обратимся, в частности, к деятельности Комитета содействия народам Севера при ВЦИК России. Его штат был небольшим — председатель, ответственный секретарь, делопроизводитель и машинистка, а смета на 1924 год составляла 65 тысяч рублей.
Президиум ВЦИК ориентировал Комитет прежде всего на экономические мероприятия, сбор и публикацию информации о быте и положении народов Севера и координацию действий центральных организаций, работающих на Севере. Именно их аппарат должен был использовать Комитет в своей деятельности, что во многом и предопределило организационную и финансовую слабость органа. Председатель Комитета, заместитель председателя ВЦИК П. Г. Смидович настойчиво добивался повышения эффективности его работы, что было невозможно без участия глав наркоматов. В состав Комитета входили руководители ведомств, от которых зависело решение разных вопросов развития малочисленных народов, ученые. В ноябре 1924 года Комитет был пополнен руководителями кооперации, наркоматов внутренней торговли, здравоохранения, просвещения, Ассоциации востоковедения. Вместе с тем Смидович настаивал и на одновременном создании местных структур, отсутствие которых сильно сказывалось на повседневной работе Комитета.
Плодотворная деятельность его может быть обеспечена на основе прочных правовых механизмов, — эту точку зрения члены Комитета проводили постоянно. В начале февраля 1925 года было принято подготовленное Положение, определявшее задачи, структуру и полномочия комитета. При Сибирском, Дальневосточном военно-революционных комитетах, исполнительных органах власти Уральской, Архангельской, Енисейской, Коми, Томской, Иркутской, Камчатской областей, в Якутии создавались местные комитеты содействия. На Комитет возлагались определение, разработка и проведение мероприятий по хозяйственно-экономическому подъему северных народностей, развитию торговли и средств сообщения в районах их проживания, защите населения от эксплуатации и развитию его традиционной культуры, корректировка правительственных решений с учетом географических и бытовых особенностей регионов. Комитет должен был также регулировать организацию административного и судоустройства на местах, развитие здравоохранения и образования на Крайнем Севере. Это делало орган центром комплексного решения проблем северных и малочисленных этносов, но обеспечить его на деле можно было лишь при устойчивой организационной связи с отраслевыми ведомствами и органами власти, а также достаточном и регулярном финансировании.
В конце мая 1927 года по ходатайству Комитета содействия народам Севера Секретариат ВЦИК обратился в СНК РСФСР с просьбой о выделении 23 920 руб. 87 коп. на расходы по снабжению, оборудованию и содержанию персонала культурных баз Комитета в текущем бюджетном году. 30 мая 1927 года было принято решение о создании комитета содействия малым народностям (лопарям и самоедам)
