использовала бы данный факт как доказательство низкого боевого духа, чтобы очернить перед Гитлером руководство абвера, и без того находившееся у СД под подозрением. Выше мы уже объясняли, почему подобные подозрения были Канарису нежелательны.
И так уж случилось, что в начале 1940 г. один из сотрудников 2-го отдела абвера выступил с предложением использовать в войне против англичан Ирландскую республиканскую армию (ИРА), снискавшую себе еще в мирное время дурную славу террористической организации, причастной ко многим взрывам. С военной точки зрения программа ИРА представляла определенный интерес, особенно тот пункт, в котором говорилось о вооруженном захвате Северной Ирландии. Надо заметить, что ИРА вовсе не являлась армией доминиона (теперешней Ирландской Республики), а представляла собой радикальное военизированное формирование, причинявшее сильную головную боль не только британцам, но и законному правительству Ирландии. Ее участников – весьма разношерстную публику – сплачивала общая ненависть к англичанам. Какая-то часть симпатизировала нацистам, другая придерживалась леворадикальных взглядов. Во время гражданской войны в Испании члены ИРА сражались в составе Интернациональной бригады против Франко. Некоторые из них попали в плен и в 1940 г. все еще находились в испанских тюрьмах. Этот факт припомнился ретивому сотруднику абвера, и он предложил добиться у Франко освобождения пленных ирландцев и использовать их в борьбе с англичанами. Поначалу Канарис не стал препятствовать этой идее, полагая, что, столкнувшись с испанской медлительностью и тенденцией откладывать все на потом, она постепенно утратит актуальность. Руководителю испанского филиала абвера поручили навести через местных чиновников кое-какие справки. Против ожидания, те сработали необычайно быстро. По-видимому, немецкий запрос пришелся им весьма кстати; они в тот момент просто не знали, что им делать с ирландскими военнопленными, а тут неожиданно подвернулась возможность по-хорошему от них избавиться. Ирландских заключенных без промедления передали филиалу абвера и доставили на территорию оккупированной Франции.
Тем временем последовал запрос по данному делу и в имперское министерство иностранных дел, который попал на стол ответственного работника господина Веезенмайера. Между ним и руководством 2-го отдела абвера состоялась беседа, в которой Веезенмайер заявил о своей готовности активно участвовать в подготовке и осуществлении операции. Это дало Канарису желанный повод переложить всю ответственность за реализацию плана, от которого он не видел большой пользы и к которому у него не лежала душа, на имперское министерство иностранных дел. Он заявил, что абвер обеспечит подготовку и переброску бывших военнопленных в Ирландию, но что дальнейшее руководство ими должен осуществлять Веезенмайер. За средствами транспортировки абвер обратился к командованию ВМС, которое, хотя и неохотно, согласилось выделить для этой цели подводную лодку.
Тем временем с помощью министерства иностранных дел удалось уговорить Шона Расселла, жившего в США руководителя ИРА, через Геную (был конец апреля или начало мая 1940 г., и Италия еще не вступила в войну) приехать в Германию. Одновременно среди находящихся в Германии английских военнопленных нашлось несколько ирландцев, готовых участвовать в операции, быть может, в надежде таким путем вернуться в Ирландию. Заботу о Расселле в Берлине взял на себя Веезенмайер, который начал обрабатывать впечатлительного ирландца в духе нацистской пропаганды; причем делал он это настолько бестактно, что вызвал крайнее недовольство Расселла, который жаловался в доверительных беседах офицерам абвера на назойливую манеру Веезенмайера.
В один прекрасный день у Риббентропа состоялось совещание с участием Шона Расселла, Канариса, Лахоузена, как начальника 2-го отдела, и Веезенмайера, представлявшего внешнеполитическое министерство в качестве референта. Было решено Шона Расселла и нескольких его соотечественников – в том числе и особенно «ревностного» борца Франка Райена – высадить на побережье Ирландии, снабжать в дальнейшем эту группу и ИРА оружием и задействовать их в операциях против англичан. В середине лета 1940 г.
Расселла и его соратников посадили в Вильгельмсхафене на выделенную для их транспортировки подводную лодку, которая не мешкая вышла в открытое море. Через 24 часа от командира подлодки поступила радиограмма с сообщением, что Расселл, который и в Берлине выглядел рано состарившимся сердечником, внезапно скончался, видимо, от инфаркта. Одновременно командир спрашивал, как ему следует поступить с остальными. Ему было приказано всех, кто сопровождал Расселла, высадить в Бордо. На этом операция, не успев как следует начаться, завершилась.
Если в связи с планом высадки ирландцев на их родной земле между Канарисом и Риббентропом не было открытых разногласий, то в оценке отношения США к вооруженному конфликту в Европе оба придерживались прямо противоположных мнений. В близких Риббентропу кругах тешили себя надеждой, что Соединенные Штаты воздержатся от участия в войне, Канарис же с самого начала считал, что Америка ни при каких условиях не допустит поражения Великобритании и рано или поздно выступит на ее стороне. Он, в отличие от Риббентропа, был очень высокого мнения о военном потенциале США. Еще во время Первой мировой войны он имел возможность познакомиться с широкими производственными возможностями американской судостроительной промышленности, поставляющей военные корабли и транспортные суда; он также понимал, что у Германии не хватит боевых средств – как надводных, так и подводных, – чтобы надежно блокировать морские транспортные пути союзников. Кроме того, у Канариса были более реальные, чем у Риббентропа, представления об истинной мощи военной индустрии Соединенных Штатов. Из-за различия во взглядах постоянно возникали трения. В рамках подготовки диверсий на американском континенте абвер заблаговременно направил в Мексику своего агента с целью выяснения возможностей для организации подрывных акций в США. Этот человек умел недостаточную практическую деятельность мастерски восполнять фантастическими отчетами и оправдывать финансовые траты за воображаемые диверсии.
Из-за блокады Германии британским военным флотом действенный контроль со стороны абвера был очень ограничен. Канарис и его сотрудники прекрасно видели, что доклады агента об «успехах» составлены в довольно расплывчатых выражениях и содержат мало конкретных данных. В донесении, которое стало причиной распрей с министерством иностранных дел и легло в основу показаний Веезенмайера на Нюрнбергском процессе, агент, в частности, писал: «В Бостоне сжег грузовое судно. Лесные пожары в Джерси. Помешал митингам сторонников войны». Как видно из приведенной выдержки, агент не упоминает названия судна и не сообщает никаких подробностей о совершенных диверсиях. Канарис предполагал – и, видимо, не ошибался, – что агент черпал сведения о своих «подвигах» из американской периодической печати. Шефу абвера, однако, эти победные реляции не были так уж неприятны. С ними на руках он мог говорить высокому начальству, у которого было еще меньше возможностей проверить достоверность сведений, об активности своей организации. А это было крайне необходимо из-за постоянного соперничества с СД. Вместе с тем в этом деле присутствовал и один негативный элемент.
Свои донесения агент отправлял через немецкую дипломатическую миссию, где их шифровали и адресовали в министерство иностранных дел на Вильгельмштрассе. Там донесения расшифровывали и, естественно, читали. Таким путем Веезенмайер и его шеф, рейхсминистр, узнавали об «успехах» агента абвера. Вряд ли Риббентроп в другое время стал бы волноваться из-за какой-то мелкой диверсии в Соединенных Штатах, если бы не рассчитывал удержать Америку от вступления в войну[20]. Поскольку он еще не расстался с этой иллюзорной надеждой, то воспринял сообщения о диверсиях как палку в колесо его политики. В итоге Риббентроп поручил статс-секретарю фон Вайцзеккеру переговорить по этому вопросу с Канарисом.
Разговор Вайцзеккера с Канарисом состоялся в начале июня 1941 г. в присутствии Лахоузена, начальника 2-го отдела абвера, ответственного за работу упомянутого агента.
В беседе Вайцзеккер в резких словах выразил свое недовольство диверсионными актами, которые, мол, лишь подтолкнут Америку к участию в войне, и попросил Канариса впредь воздержаться от подобных действий. Канарис не посчитал себя вправе открыто признаться даже Вайцзеккеру, с которым у него не было расхождений во взглядах на многие вопросы политики и служебной деятельности, что, по его мнению, все донесения агента о совершенных диверсиях – чистый и неприкрытый обман. Тем не менее он охотно согласился отдать приказ о прекращении всякого рода подрывной работы против Соединенных Штатов. И соответствующая телеграмма агенту была отправлена в Мексику, разумеется, снова по каналам министерства иностранных дел.
Канарис с большим удовольствием подписал эту телеграмму, в которой указывалось, что диверсии с
