и однокомнатная.
— Ты-то откуда обо всем знаешь? — изумилась Аня. — И про зарплату, и про квартиру! Спрашивала, что ли?
— Сам рассказал, — многозначительно сказала бабушка. — Сам! Поняла? С чего бы это? Ну, так подумаешь насчет мента?
— А как же, — с серьезным лицом поддержала Аня шутку. — Раз уж он про зарплату и квартиру сам рассказал, так это ведь свидетельствует о серьезных намерениях?
— Ай, ну тебя, — сердито сказала бабушка и больше к этой теме не возвращалась.
Аня уж тем более на эту тему не думала. Было много тем, на которые стоило думать: уже холодает, пора вдоль чугунной ограды во дворе сажать правильные деревья, она уже договорилась со своими знакомыми из психбольницы, они ей оставят несколько хороших яблонек и груш, и еще пообещали достать белую акацию, может быть, даже несколько саженцев. Через три-четыре года вокруг дома будет настоящий сад. И маме надо отвезти несколько саженцев, она мечтает о большом вишневом саде, но у знакомых хороших сортов нет, так что придется специально искать. Еще Людочка Владимировна предложила дорогую работу — набор и правка необъятной рукописи, причем именно рукописи, девятьсот с чем-то страниц, исписанных корявым почерком, с поправками, сносками, объяснениями на полях и прочими архитектурными излишествами. Зато действительно дорого, потому что никто не берется это набирать, да еще попутно и корректировать. В городе появился какой-то новый классик. Молодой и талантливый, но презирающий не только компьютер, но даже и пишущую машинку. Лев Толстой писал пером и стал великим. Вот, этому тоже хочется великим стать. Еще надо было думать об Алине, потому что дом-то ее отремонтировали и обустроили по заказу царя Давида, но в этот обустроенный дом тут же стали вселяться ее беспризорные гении, а Аня не верила, что они безвредны для здоровья Алины.
А главная тема, о которой надо думать — скорая выписка царя Давида из больницы. Это хорошо, это просто замечательно, они уже меню праздничного обеда обсудили, и с Русланом договорились, что он повезет их в больницу забирать царя Давида, и привезет домой, и если что-то будет надо — поможет. Руслан охотно согласился. Он надеялся, что еще поработает у царя Давида водителем. Что ж, человеку после инфаркта — сразу за руль, что ли? В общем, тема была радостная, они охотно о ней думали, подробно обсуждали… Только не говорили, как потом будет. Царь Давид вернется домой, живой и здоровый. А бабушка уедет к себе? Аня стеснялась спрашивать об этом у бабушки. Бабушка о своих планах сама не заговаривала. Царь Давид одобрял все, что они делают, и все, что собираются делать, и все, что даже пока еще и не собираются, но когда-нибудь могут и собраться. Он выздоравливал, радовался, что скоро будет дома, смеялся, кричал «Уволю!», — и ни разу не спросил, останется ли Нино в его доме, когда он туда вернется. Может быть, он думал, что это само собой разумеется. А может быть, наоборот, считал, что теперь не имеет права настаивать, раз инфаркт перенес.
Об этом у бабушки спросила дама Маргарита в очередном телефонном разговоре.
— Я пока не знаю, Марго, — уклончиво сказала Бабушка. — Там уж как карта ляжет. Смотря по обстоятельствам.
Потом они еще о чем-то говорили, Аня не вслушивалась, но вдруг бабушка сказала:
— Василию бы не надо приезжать, а вам с мужем — что ж, наверное, правильно было бы. Единственная родня все-таки. И Лилька твоя могла бы приехать, я так считаю. Но сначала у Давида надо спросить. Завтра спрошу, тогда и решать будете.
— А что же они сами у царя Давида не спросят? — настороженно поинтересовалась Аня, когда бабушка положила трубку. — Боятся, что ли?
— Боятся, — согласилась бабушка. — Я бы на их месте тоже боялась… Да ладно, разберутся. Я с Давидом поговорю, сейчас уже не опасно.
Конечно, не опасно, если Васька на глаза дяде лезть не будет, — подумала Аня. Если не совсем дурак, так не приедет без приглашения.
Но Васька был совсем дураком, оказывается. Приехал вместе со всей семьей, и даже прятаться не стал — в тот же день появился на углу возле чугунной ограды, стоял, смотрел, как она несет из дому обед бомжам. Она опять поздно его заметила, остановилась в нескольких шагах, молча думала, вернуться в дом или пройти мимо, как будто даже и не знает его.
— Привет, — помолчав, сказал Васька, глядя на нее какими-то больными глазами. — Не бойся, я тебя пальцем не трону. Просто так… Увидеть хотел.
— Я вас не боюсь, — ответила Аня почти правдиво. — Просто не могу понять, что вам от меня нужно.
— Мне нужно, чтобы ты меня любила, — очень серьезно сказал Васька. — Нужно. Вот так. А ты в упор не видишь. Почему?
Ну вот, мы так не договаривались…
— Я даже не знаю, как с вами говорить, — с досадой призналась Аня. — Извините, но это как-то не по-мужски. Вы себя ведете, как… как избалованная девочка. Мне надо — значит, все обязаны выполнять? И про любовь не надо говорить, я вам все равно не верю. Вам надо, чтобы любили! А вы сами пробовали любить?
— Вот только не надо банальностей! — Васька странно поежился, шагнул ей навстречу, но тут же остановился. — Не надо из меня жилы тянуть! Я и так тебе уже наговорил черт знает сколько… Никому никогда такого не говорил. На колени перед тобой встать, что ли?
— Как вам не стыдно! — закричала она, не выдержав. Закашлялась, чуть не заплакала, с трудом проглотила ком в горле и спокойней закончила: — Вам надо перед Давидом Васильевичем на коленях стоять. Он ведь из-за вас… Ладно, все, не могу я больше… Мы через час уже за ним поедем, а мне надо еще еду людям отнести. Пропустите меня, пожалуйста.
Он стоял, не шевелясь, и тогда она обогнула его, как столб, торопливо пошла, чувствуя затылком его взгляд. Или ей просто так казалось, может быть, он вовсе и не смотрел на нее. Аня невольно оглянулась: нет, все-таки смотрел. Взгляд был тяжелым.
— Ты просто замуж хочешь, да? — неприязненно спросил Васька, глядя ей в глаза тяжелым взглядом. — У тебя такое воспитание? Или на бобах не хочешь остаться? Ну, я и жениться могу. Никаких проблем. Ты этого добиваешься, да?
— Вот и женитесь на здоровье, — с досадой сказала Аня. Она глядела мимо него, на Сашу, который почему-то оказался здесь и сейчас шел в их сторону. Очень вовремя оказался, молодец. — Женитесь на ком хотите. За вас же любая пойдет, вы сами говорили. Ну вот. А я за другого замуж выхожу.
— Как это выходишь? — заметно растерялся Васька. Проследил за ее взглядом, оглянулся — Саша был уже рядом, наверняка слышал ее слова, потому что заулыбался, демонстрируя неземное счастье, замахал руками и даже послал воздушный поцелуй. Васька недоверчиво переводил взгляд с него на Аню. — Ты что, серьезно? Вот за этого? Это же бомж! Я помню, я же его видел! Да я его сейчас…
— Ты иди, Анечка, — подчеркнуто ласково сказал Саша. — Иди, а то уже ехать пора, а ты еще не готова. Мы тут с молодым человеком тебя подождем.
Аня повернулась и побежала к импровизированному столу на краю оврага, совершенно уверенная, что молодой человек не будет ее ждать в компании Саши. Саша сумеет убедить его уйти. Очень хотелось оглянуться, но она боялась, что ей не понравятся методы убеждения. К тому же, за импровизированным столом ее действительно уже ждали Леня-Леня и два незнакомых бомжа. Все поднялись при ее приближении, незнакомые неуверенно поздоровались, Леня-Леня радостно закричал:
— Во, Анют, ты смотри, как твой мужик пацана скрутил! А с виду хлипкий… Ну, артист! Как в кино!
Леня-Леня смотрел туда, где оставались стоять Саша и Васька. Все-таки подрались? Она бросила пакет с провизией на плиту, пробормотала что-то вроде: «Я очень спешу, извините», — повернулась и торопливо пошла назад.
— Да не, опоздала, — разочарованно крикнул ей вслед Леня-Леня. — Все, не на что уже смотреть. Быстро он его, ага.
Она боялась, что правда опоздала. Васька сидел на земле, странно скособочившись, заведя руки за спину и уткнувшись лбом в согнутые колени. Перед ним стоял Саша, размахивал руками и что-то с выражением говорил. В руке у Саши был пистолет.
