пять. То ведомо только Господу, даже их император не может знать, когда это произойдет. А дружину нужно содержать, обслуживать. Если не иметь развитого и самое главное богатого хозяйства, то это невозможно. Вот так вот и получается, что для того чтобы быть сильным, нужно еще быть и богатым. Один мудрец сказал, что для ведения войны нужны три вещи: 'Деньги, деньги и еще раз деньги'.
— А вера?
— Не сочтите меня безбожником, падре, но вера стоит только на четвертом месте. Вера она хороша, но она не накормит воина, не вооружит его, не обучит воинскому искусству. Конечно, вера повысит боевой дух, но она не накормит и не обеспечит всем необходимым.
— Так о чем все же ты хотел поговорить со мной?
— Дело в том, что нам не победить, если мы будем рассчитывать только на военную силу. Вы все верно сказали, вера имеет большую силу, а поэтому делать ставку только на армию глупо. Нужно донести до людей то, что знаем мы, нужно начинать бороться за души людей, начинать сеять в их душах семена правды, а не того чем их пытаются пичкать служители церкви.
— Ты думаешь, о чем ты говоришь?
— Я даже думаю о том, с кем я говорю. Не вы ли, восстали против сложившегося векового порядка и едва не поплатились за это? Не вы ли прекрасно знаете о том заблуждении, в которое Церковь ввергает людей, указывая на орков как на порождения сатаны, хотя вам прекрасно известно, что это не так? Да они язычники, да они другие, но они не порождения сатаны. Я думаю о чем говорю. Думаю, потому что понимаю, что при том отношении к оркам, которое существует у нас, у людей есть только один выход, начать договариваться с орками, иначе это война на уничтожение и мы в ней проиграем, хотя бы потому что нас просто меньше, значительно меньше чем орков. Но как мы можем начать договариваться со слугами сатаны, того кто на это пойдет, народ сам вознесет на костер, не дожидаясь суда инквизиции. Значит до людей нужно начинать доводить то, что уже давно известно Церкви и постепенно менять их отношение к оркам. Постепенно, шажок за шажочком, медленно и неуклонно.
— Возможно ты и прав, сын мой. Да только боюсь, что такое не под силу одному человеку. Мне не под силу.
— Да, вам одному такую ношу не поднять. А вот если у вас будут помощники, то все не столь уж и безнадежно. Ведь не все согласились с тем, что на вас начались гонения, не все отвернулись от вас. Да промолчали, подчинившись обстоятельствам, возможно смалодушничав, но не признали вашу неправоту. Есть же те, кто знает истину, а значит и думающие иначе. Вот этих-то священников нужно приветить сюда. Я хочу предложить вам построить здесь монастырь. Место выберете сами. Монастырь мы построим, а вот как все это организовать уже решать вам.
— Кто же позволит мне стать настоятелем монастыря, сын мой?
— Значит нужно найти того, кому это будет позволено.
— Да представляешь ли ты, сколько для того чтобы добиться сказанного тобой, нужно сделать?
— Нет. Но я знаю, что это нужно. Иначе люди просто погибнут, или превратятся в племя рабов, у язычников.
Падре задумался. Молчал он долго, очень долго. Андрей молча ждал. Просто стоял рядом с ушедшим в свои думы священником и ждал, его решения. Что еще ему оставалось.
— Все так, сын мой. — Наконец проговорил он. — Я должен буду уйти. Вот призову сюда священника, чтобы паства не осталась без пастыря и уйду. Если Господь позволит, то вскорости я вернусь и вернусь не один. Но когда это произойдет, будь готов к тому, что тебе придется поставить еще одно поселение. Не просто монастырь, а поселение.
— Вы собираетесь привести так много священников?
— Нет, сын мой. Но если получится все то, что я задумал, то понадобится целый поселок, я потом все объясню.
— Я сделаю все, падре. Как бы тяжело не пришлось. Я из кожи вылезу, но сделаю все возможное. Иного выхода я просто не вижу.
Густой лиственный лес сменился светлым сосняком, заполненным пением птиц. Начался подъем, но путники продолжали двигаться быстро, и бесшумно. Принять их за обычных путников было невозможно, в них безошибочно угадывались бывалые бойцы, несмотря на навьюченное на них оружие и снаряжение, передвигались они легко, без труда неся эту ношу, которая была им давно привычна.
Вот они замерли. Впереди показался просвет. Заняв позиции, на случай непредвиденной встречи. Жан бросил короткий взгляд на щуплого Билли и мотнув головой отправил его в сторону просвета. Охотник только утвердительно кивнул и словно тень скользнул вперед. Андрей бросил вопросительный взгляд на Жана, стоит ли отправлять молодого человека, но старшина артели только ухмыльнулся, утвердительно моргнув глазами. Что мог здесь возразить Новак, если Жан полностью доверял способностям парня.
Прошло минут десять томительного ожидания. Ничто не нарушало спокойствия. Ветер все так же лениво шумел в ветвях деревьев, все так же раздавалась птичья трель. Ничто не нарушало покоя. Наконец в просвете деревьев появился Били, улыбающийся как новенький золотой.
— Все чисто, милорд.
— Хорошо. Жан командуй.
— Слушаюсь, милорд. Билли остаешься здесь. Я в прошлый раз все вокруг обошел, в долину можно попасть только с этой стороны.
— Я все понял.
Казалось, что он был здесь только вчера. Его многострадальная 'шестерка', наскоро разобранная, все так же сиротливо стояла там, где он ее и оставил, разве только вросла в землю. Грязная, запыленная, оплетенная зарослями травы. Три с половиной года. Прошло три с половиной года, как удар молнии забросил его в этот странный мир, ставший теперь для него родным.
Вид старого авто вверг его в ступор. Под ложечкой засосало, ноги стали словно ватными. Приблизившись к машине, а вернее к ее останкам, он дрожащей рукой провел по правому переднему крылу. Рука напоролась на старую вмятину, это была отметина, появившаяся в результате знакомства с кюветом, куда он улетел ослепленный ксеноновыми фарами какого-то лихача, кого он так и не узнал. Часть краски откололась и в том месте уже тогда начинала появляться ржавчина, теперь это место проржавело насквозь. А вот по всей левой стороне пролегла царапина, которую оставил соседский мальчишка, когда не справившись с управлением велосипеда, поцарапал рулем машину, а сам пропахал носом по дороге. Вот еще одна вмятина, это младшенькая, понять логику ребенка подчас невозможно, вот решила она, что у нее лучше получится придать форму папиной машине, чем удалось заводу производителю, и в ее руке появился молоток, пара ударов, вот и все, форма придана, все в порядке.
Андрей тяжело вздохнул и прижавшись к боку машины спиной медленно опустился на землю, сбросив с головы шлем и взъерошив дрожащей рукой короткие волосы. Он многое пережил за это время, за всю свою прошлую жизнь ему не пришлось пережить столько, сколько всего лишь за три с половиной года в этом мире. За это время он, казалось, закалился как клинок, а подиж ты. Слезы сами навернулись на глаза, под ложечкой засосало и он беззвучно заплакал. Тогда, когда он впервые оказался в этом мире он тоже плакал, правда, тогда он буквально рыдал навзрыд, но ему казалось, что с тех времен ничего не изменилось.
Видя, что творится с ним, Жан тут же отослал людей осмотреться вокруг, чтобы они не видели охватившую их милорда слабость, сам же проявляя тактичность, обошел машину с другой стороны и опустился на землю, ожидая когда тот придет в себя.
Ждать пришлось долго. Примерно через полчаса Андрей вышел из-за машины и остановившись перед поднявшимся Жаном внимательно посмотрел ему в глаза. Охотник спокойно выдержал взгляд сюзерена, полный боли и отчаяния, всматриваясь в его лицо, вдруг постаревшего, с темными кругами под глазами, словно тот не спал несколько суток.
— Спасибо, дружище.
— О чем вы, милорд?
— Ты, знаешь. Зови людей. Сегодня уже поздно, будем устраивать лагерь, а завтра приступим.
— Слушаюсь, милорд.
