Адмирал сэр Джон Тови немедленно дал команду на открытие огня. У него был конкретный план. Экипажи британских кораблей заняли свои места согласно боевому расписанию. Через несколько минут прогремел первый залп. Спустя еще несколько десятков секунд вступил в бой «Кинг Джордж V».
«Бисмарк» не отвечал.
– В чем дело? Почему он молчит? Что, его башенные орудия выведены из строя или, может, кончились боеприпасы? Возможно, он ждет, чтобы мы подошли поближе.
Сомнения продолжались каких-то пару минут. Затем прогремел ответный залп «Бисмарка».
– Время подлета снаряда пятьдесят пять секунд, – доложил британский артиллерийский офицер.
Раненый германский колосс огонь сосредоточил на «Роднее». Его первый залп оказался неудачным. Впрочем, как и второй. Третий – накрыл цель.
«Родней» повернулся к противнику левым бортом и задействовал всю огневую мощь. «Кинг Джордж V» продолжал движение на противника, ведя на ходу прицельный огонь из всех орудий носовых башен. И, судя по первым результатам, весьма эффективно. «Родней» уклонялся от вражеских снарядов, успешно маневрируя.
С северо-востока к месту боя спешил «Норфолк».
Море выглядело так, словно оно горело. Снаряды с шипением падали в воду. Уничтожающий огонь. Вспышки. Дым. Обломки. Свист осколков. Языки пламени. Взрывы.
Сплошной ад.
Англичане неумолимо продвигались вперед к противнику, чтобы нанести решающий удар…
Время пришло. Оставалось всего несколько секунд до того, как первые вражеские снаряды поразят флагман. Только сейчас адмирал Лютьенс позволил открыть огонь. Если бы корабль мог маневрировать! Где же обещанная авиационная поддержка? Почему нет подводных лодок? Эти и многие другие вопросы не давали покоя адмиралу. К сожалению, многократное численное превосходство противника одной отвагой не одолеть!
Теперь же «Бисмарк» зарывался в волны, став легкой мишенью для английских орудий. Боеприпасы и топливо заканчивались. Корабль отчаянно сопротивлялся.
Англичане стреляли чертовски точно. Их орудия били непрерывно, и снаряды, как правило, находили цели.
Попадание сначала в левый борт, затем в правый.
Опять в левый, и теперь в середину корабля.
Приступили к работе ремонтные бригады. Со всех сторон раздавались крики. Связь между различными службами корабля была потеряна. Поднимались клубы дыма. Надстройки обрушились.
Один из первых залпов противника поразил командирский мостик. Адмирал Лютьенс погиб одним из первых.
– Черт бы побрал это командование, – успел сказать он несколькими секундами ранее.
Но сущий ад только начинался. Два часа смерть подбиралась к «Бисмарку» со всех сторон. Горящему, разрушающемуся на глазах, парализованному колоссу ничего не оставалось, кроме как пройти свой последний путь… к гибели.
Но эта отважная, но бессмысленная, трагическая смерть имела тысячи масок. Моряки погибали в носовой части, на корме, на мостике, на нижней палубе, в котельном отделении. Одна смерть не похожа на другую. Кто-то умирал медленно, кто-то мгновенно, ничего не почувствовав, но чаще смерть сопровождалась тяжелыми физическими муками.
Немногих она пощадила.
Возможно, судьба их уберегла для того, чтобы они предоставили самые ошеломляющие свидетельства против войны…
От разрывов снарядов небо стало зеленовато-желтым. День превратился в ночь, и темноту разрывали яркие вспышки от выстрелов и разрывов снарядов.
В считаные секунды взрывы обозначили контуры ада, пока еще насыщенного биением сердец моряков, поглощавшего их поодиночке и группами. Только что они стояли на своих местах, сражаясь, матерясь, надеясь, отчаиваясь и молясь, но после очередного залпа их становилось все меньше.
Британские командоры пристрелялись. Каждый снаряд оказывался в цели, унося десятки человеческих жизней. «Бисмарк» отвечал все слабее. Замолчала башня А. Артиллеристы башни С вели огонь только из одного орудия. На верхней палубе, прозванной «площадью Гинденбурга», из-за трупов некуда было ступить. Надстройки вокруг основной мачты горели. Матросы, охваченные пламенем, взывали о помощи. Германский флагман на глазах приобретал жалкий вид.
Но экипаж продолжал сражаться. Командир корабля все еще оставался на мостике, отгороженный от подчиненных завесой огня, поддерживал с ними связь по радио. Его приказы все еще старались выполнять как можно быстрее. Дисциплина – единственное, что противостояло смерти и разрушениям. Отчаянная отвага все еще держала выживших моряков вместе. Еще стоящие на ногах, спотыкались о тела убитых и раненых товарищей, скользя по валяющимся всюду гильзам, и прибывали на пункт сбора за новым заданием.
Погиб первый номер орудийного расчета. Второй – тяжело ранен. Третий номер найти невозможно. Командира отделения больше нет в живых. Его расформировала сама смерть! Новые лица, приказы, взрывы…
В начале боя старший матрос Бруно Ржонка находился в составе ремонтной бригады вместе со старшиной Путшем и тремя матросами в 12-м отделении, что по правому борту. Первый снаряд разорвался у левого борта. Погибло пятеро матросов. Ядовитый дым от горящей резины и серы разъедал глаза и легкие. Ржонка забыл надеть противогаз.
– Оставайся у телефона сколько сможешь! – крикнул ему на ходу старшина Путш.
Новый взрыв.
Из всей бригады уцелел только старший матрос Ржонка. Прошло несколько ужасных минут, прежде чем он осознал случившееся. Откашливаясь, почти ничего не видя, он прижимал к уху телефонную трубку. Дребезжащий голос в ней умолк. «Зачем теперь здесь оставаться?» – мелькнула мысль. Он склонился над одним из погибших товарищей. Увидел обезображенное, обожженное лицо, не смог сдержать позыв к рвоте, потом побежал, но все же взял себя в руки, поспешил к другому борту и явился в 9-е отделение за новым заданием.
Сразу после этого группа радистов в панике промчалась через межпалубное помещение, остановилась у трапа, ведущего к люку, и стала взбираться наверх.
– Стойте! – закричал Ржонка. – Вы, должно быть, сошли с ума. Там еще опаснее.
– В нашей рубке пожар, – объяснил один из бегущих. – Мы не хотим сгореть заживо.
– На верхней палубе вы погибнете еще быстрее.
– Будь что будет! – крикнул в ответ матрос. – Лучше умереть видя, что происходит.
Неподалеку разорвался снаряд. Загорелась краска. В помещении распространилась нестерпимая вонь и жара.
Ржонка побежал вместе с радистами. Они достигли перевязочного пункта на корме. Охваченный ужасом, Ржонка замер на месте, пока его не привел в чувство военврач. Матросы, потерявшие руки и ноги, кричали и сильно стонали, выпрашивая воду, сигареты, морфий. Они просили, чтобы их вынесли на палубу. Старшина-санитар протянул Ржонке два небольших бинта. Он разорвал их и наклонился к раненому.
– Не отчаивайся, парень, – попытался успокоить он.
– Я и не думаю, – ответил матрос глухим голосом. – Не имеет смысла. Иди к другим. Мне скоро конец.
Ржонка боролся с тошнотой, страхом и брезгливостью. Выносить это он был уже не в силах. Ему нужно было скорее выбраться отсюда. Легче было корректировать огонь с артиллерийской палубы.
Новый взрыв. Видимо, снаряд большого калибра. Свет погас. Повсюду раздавались крики. Из пробоин хлынула вода, доходя уже до колена. Выжившие врачи и санитары продолжали работать в темноте. Справа и слева, впереди и сзади уже тонули раненые, издавая булькающие звуки. Они были недвижимы и не могли спастись.
Еще один взрыв. Паника. Все, кто мог передвигаться, покинули помещение медпункта. Ржонка бросился бежать к верхней палубе.
