попросив благословения, выехал на следующий день. Благодаря милости Всевышнего он счастливо путешествовал на протяжении многих месяцев, пока в один прекрасный день не очутился посреди голой равнины, овеваемой горячими ветрами, вдали от какого-либо источника и человеческого жилья. Его бедный ослик настолько ослаб, что юноше пришлось идти пешком. Так они шли не один час, как вдруг несчастное животное остановилось, потерлось мордой о его руку и издохло. У юноши не хватило духу бросить тело своего умершего друга на съедение грифам и гиенам, поэтому он решил выкопать для него могилу.
Задача была не из легких, однако ему удалось с ней справиться еще до захода солнца. Окончив работу, юноша решил переночевать прямо у подножия образовавшегося кургана. Вдруг откуда ни возьмись послышался лошадиный топот. Молодой человек, осмотревшись по сторонам, разглядел вдали группу наездников. До него донеслись слова предводителя: «Смотрите! Святой дервиш оплакивает кого-то у свежевырытой могилы. Смерть забрала его товарища, и он решил похоронить его согласно религиозным обычаям прямо среди этой пустыни. Как печально, должно быть, встретить свою кончину в таком заброшенном месте, где нет даже воды, чтобы омыть свое тело! Я непременно должен поговорить с ним».
С этими словами наездник подъехал к юноше, поприветствовал его и поинтересовался, как звали его соратника.
– Эйр, – ответил Али, выбрав довольно редкое поэтическое слово, которое означало «осел».
– Ах, бедный шейх Эйр, – вздохнул сердобольный странник. – Воистину, пути Господни неисповедимы. Но не дай, однако, этой смерти сломить тебя. Ведь в тебе живет память о твоем друге. Завтра утром я пришлю людей, чтобы они возвели на этом месте роскошную гробницу. – И не успел Али раскрыть рот, чтобы объяснить суть происшедшего, благородного всадника и след простыл.
Всю ночь Али и глаз не сомкнул, все размышляя о том, в какое затруднительное положение он попал. На следующее утро лишь только забрезжил рассвет, на горизонте показались движущиеся точки, которые постепенно превратились в верблюдов, груженных лаймом, и ослов, везущих камни. Погоняла животных группа каменщиков и плотников, которым было приказано выстроить гробницу для шейха Эйра. Али оставалось только наблюдать за работой, которая закипела немедленно. Сначала рабочие возвели кенотаф[173] в виде комнаты правильной формы, а затем соорудили открытую галерею с молитвенной нишей.
По другую сторону галереи, напротив гробницы, была выстроена вторая комната, предназначавшаяся для хранителя святых мощей. Напоследок строители возвели небольшой минарет, вырыли колодец и обнесли всю конструкцию стеной, в результате чего образовался широкий двор с крытыми аркадами по четырем сторонам. Работа заняла достаточное количество времени, однако Али, прослышав, что эмир собирается именно его назначить хранителем святыни с неплохим жалованьем, терпеливо дождался завершения ее строительства и вступил, наконец, в свою новую должность.
Благодаря своему удачному расположению – прямо посреди пустыни, где путешественники могли остановиться и передохнуть, – новая святыня быстро стала популярной и ее ежегодно посещали толпы пилигримов. Дары дождем сыпались на шейха, который вскоре разбогател, начав одеваться и вести себя так, как подобает состоятельному человеку.
Наконец слава о знаменитой святыне достигла ушей шейха Абдуллы, который еще в молодости посетил большинство известных святынь, однако об этой ему даже слышать прежде не доводилось. Терзаемый любопытством, он решил совершить хадж к могиле шейха Эйра, дабы самому узнать его происхождение и историю. В последний день своего ежегодного хаджа он, наконец, достиг святыни (макам) и был поражен тем количеством паломников, которые приехали посетить могилу шейха Эйра.
Изумление его стало еще больше, когда в хранителе мощей он узнал своего ученика Али. Товарищи обнялись, возопив от радости, и отправились в дом Али, чтобы вместе там отобедать. После ужина шейх Абдулла пристально посмотрел на Али и торжественно произнес:
– Сын мой, заклинаю тебя всеми святыми, пророками и всем, что есть святого у нас, мусульман: ничего от меня не скрывай. Скажи, кто похоронен на месте этой гробницы?
Тогда юноша поведал своему учителю странную историю, которая с ним произошла, не утаив и мельчайшей подробности, а в заключение сказал:
– А теперь, отец, ты мне скажи, кто лежит в той гробнице, что находится у тебя дома?
Старик смущенно опустил глаза, но после повторной просьбы Али рассказать ему правду тихо сказал:
– Ну, если тебе непременно нужно знать, я скажу: в моей гробнице лежит отец этого осла.
Давным-давно жила в Иерусалиме одна набожная пожилая вдова по имени Ханна, принадлежавшая к Восточной православной церкви.[174]
Ханна, несмотря на свою бедность, всегда раздавала щедрую милостыню, и за это все в округе любили ее. Во всем мире был лишь один человек, чьим ошибкам она не могла найти оправдания. Этим человеком был патриарх – пример эдакого незадачливого прелата. Случилось, что много лет назад Ханна служила нянькой в семье, где рос будущий патриарх. Подвижный и очень избалованный мальчик – как это часто случается, когда в семье растет единственное дитя, – он своими шалостями не давал Ханне покоя, поэтому и теперь, спустя много лет, она не могла отделаться от мысли, что, даже став патриархом, ее воспитанник продолжает творить нехорошие вещи. Когда он был еще маленьким ребенком, женщина надеялась, что рано или поздно он раскается в своих поступках, однако когда будущий священник пошел в школу, то, вопреки ее ожиданиям, вместо наказания и исключения из школы, ему удалось завоевать славу старательного и прилежного малого, любимца товарищей и учителей. «Ах, – вздыхала про себя вдова, – придет час, и он осознает свои ошибки».
Окончился период учения, и юношу посвятили в диаконы, на что Ханна с серьезным видом покачала головой и произнесла про себя: «Увы! Должно быть, на наших пасторов напала духовная слепота, раз они возвели в духовный сан этого мерзавца».
Ее удивление и ужас непрестанно росли, потому что дьякон превратился сначала в священника, затем стал архимандритом, потом епископом и наконец достиг патриаршего трона. Каждый раз Ханна испытывала горечь унижения, когда, встретив своего воспитанника на улице, вынуждена была кланяться и целовать его руку, и всякий раз при этом замечала искру в его глазах, которую она привыкла ассоциировать с его проделками. И каждый раз в таком случае Ханна повторяла себе: «Конечно, на земле случаются ошибки, но на небесах они будут исправлены».
Ханна почила в святости, и душа ее вознеслась к райским вратам, у которых восседает Map Бутрус, готовый впустить достойных.
– Кто здесь, – поинтересовался Map Бутрус, выглядывая из окошка, расположенного в верхней части врат. – А, еще одна освободившаяся от тела душа! Как тебя зовут, дочь моя?
– Твоя служанка Ханна, – послышался кроткий ответ.
Map Бутрус отворил дверь, пригласил незнакомку войти и определил ей место в небесном хоре. Здесь она наконец-то обрела покой. То же можно сказать и о патриархе, который избавился от своей недоброжелательницы.
Тут неожиданно раздался тройной стук в дверь, до смерти напугавший счастливых хористов. Map Бутрус вскочил и мигом побежал к окошку, чтобы посмотреть, кто там явился. Выглянув в окно, он издал радостный крик и с неописуемым воодушевлением принялся раздавать приказания своим прислужникам.
Вскоре явились полки херувимов и серафимов. Они спустились к вратам и выстроились в два ряда вниз по обе стороны улицы. Пришли даже двое архангелов. Они встали подле Мара Бутруса и принялись терпеливо ждать, пока тот, с необычайной церемонностью, вытаскивал засов. Все блаженные застыли в ожидании: интересно, кому готовят столь пышный прием? К великому огорчению и ужасу Ханны, это был патриарх. Он вошел под громкий шум одобрения, и на миг его глаза встретились с глазами Ханны, которая успела разглядеть в них все ту же знакомую усмешку. Патриарха подвели к почетному месту около трона, а его старая нянька бросилась в слезы.
Всем известно, что слезам не место на небесах. Другие святые, заметив ее рыдания, решили, что она грешница, попавшая в рай по ошибке, и отошли от нее. Теперь Ханна стояла одна-одинешенька, вдали от других святых, столпившихся в одном месте, словно стадо пугливых овец, и отказывавшихся исполнять свои партии в небесном хоре. Map Бутрус, заметив, что происходит что-то неладное, пошел разобраться, в чем дело. Увидев, что святая женщина плачет, он сурово спросил:
