домой.
– Но сын мой, – сказал ошеломленный Иллуги, – ты уже опоздал. Сегодня вечером в доме Торстейна состоится свадьба Храфна и Хельги Прекрасной.
– Тогда я должен ехать! – громко крикнул Гуннлауг и вскочил со скамьи, но нога подвела его, и он упал от боли, едва не потеряв сознание. Слуги подбежали к нему, подняли и отнесли на кровать.
Так Гуннлауг и не добрался до дома Торстейна, чтобы расстроить свадьбу. Но через несколько дней слухи о его возвращении и намерении приехать к Хельге распространились повсюду. Девушка залилась слезами, сказала мужу, что он обманул ее, и отказалась от него. Храфну пришлось отвезти ее обратно в дом Торстейна. Там супруги и остались. Хельга держалась возле матери. Она спускалась в зал, садилась за стол, но с Храфном не разговаривала. Он в свою очередь клялся, что не оставит жену, что любит ее и будет жить с ней до самой смерти.
В ту зиму играли еще одну большую свадьбу. Семьи Торстейна и Иллуги вынуждены были прийти как гости. Сначала Гуннлауг не хотел идти, но отец убедил его, что над ним станут смеяться, если он испугается встретиться лицом к лицу с Храфном и его женой. Тогда Гуннлауг надел свой самый пышный наряд, подаренный королем Ирландии, и отправился на свадебный пир.
Отец невесты встретил Иллуги и его сыновей и провел их на почетные места в центре зала. Напротив них сидел Торстейн, а рядом с ним темноглазый Храфн в голубых одеждах, подпоясанный серебристым ремнем. Наряд Гуннлауга был ярко-красным. Плащ украшала золотая вышивка. По краям он был оторочен дорогим мехом. Его плечи были шире, а рыжая голова выше всех в зале. Неудивительно, что прекрасная Хельга не спускала с него глаз, сидя рядом с невестой. На фоне ее сияющей красоты невеста казалась дурнушкой. Гуннлауг и Хельга сидели и смотрели друг на друга, гости начали шептаться между собой, и Храфн вспыхнул, наделав много шума. Даже молодожены были рады, когда закончился пир, и женщины поднялись, чтобы разойтись по домам.
Гуннлауг молча встал, подошел к Хельге, взял ее за руку и отвел в сторону.
– Ты не дождалась меня, – сказал он.
– Ты не приехал, – ответила девушка, – и мой отец поженил нас с Храфном. Только мало счастья принесла ему эта свадьба.
– Ты моя, – сказал Гуннлауг, – и всегда была моей. Ты еще выйдешь за меня замуж, а пока возьми этот плащ в подарок, как символ. Это дорогой королевский дар. Такие прекрасные вещи очень редки.
Хельга прижалась щекой к мягкому меху и ответила:
– Он вернется к тебе, когда я стану твоей.
Они расстались, каждый вернулся к себе домой. Закончилась зима, и пришло лето, а вместе с ним и собрание, на котором Гуннлауг неожиданно, соблюдая древние традиции, публично вызвал Храфна на поединок. Храфн достойно согласился, но собрание зашумело. Когда-то поединки были обычным делом, но от них уже давно отказались. Нельзя было назвать их противозаконными, но никто не хотел потакать безрассудству двух состоятельных людей, которые могли положить начало вражде их родов. Наконец все согласились на поединок, но при условии, что он не должен закончиться смертью. По установленным правилам, раненый или потерявший оружие признавался побежденным. Он должен был заплатить выкуп и отказаться от Хельги.
Через три дня после вызова бойцы вышли на площадку. Храфн держал серебристый щит с изображенной на нем черной птицей. У Гуннлауга же щит был красный, с сияющим золотом солнцем. Бойцы встали на шкуру черного быка, брошенную на траву. Решили, что первый, кто отступит под натиском противника и окажется двумя ногами на траве, – проиграет. Храфн, как получивший вызов, имел право первого удара.
Гуннлауг стоял улыбаясь, широко расставив ноги. Меч Храфна взмыл вверх, он стиснул зубы и изо всех сил рубанул по поднятому щиту. Раздался звон. Гуннлауг лишь немного покачнулся, а меч противника, будто заколдованный, разлетелся на куски. Лезвие пролетело совсем рядом с лицом рыжеволосого громилы. В руках у недоумевающего Храфна осталась одна рукоять. Гуннлауг, поддавшись воинскому азарту, ринулся на беззащитного врага. Несколько зрителей с криками подбежали и встали между сражающимися. Иллуги и отец Храфна повисли на руке разбушевавшегося дуэлянта, пытаясь угомонить его.
– Победа все же моя! – поддаваясь уговорам миротворцев, выкрикнул Гуннлауг. – Так уж и быть, я прощаю его. Он безоружен.
Храфн отбросил в сторону рукоять меча и громко засмеялся.
– Прощаешь меня? Хельга по-прежнему принадлежит мне, – возразил он. – Смотри! На тебе первая кровь!
Действительно, из крошечной царапины на щеке у того текла маленькая струйка крови.
– Это не поединок! – в ярости воскликнул взбесившийся Гуннлауг. – Храфн, я снова вызываю тебя. И до смерти.
– До смерти, – хладнокровно ответил Храфн, – и завтра.
При поддержке обеих семей на собрании в тот же день был проведен закон, запрещавший поединки. С тех самых пор в Исландии он никогда не нарушался. Негодующие молодые люди решили ехать драться в Норвегию, но слух о ссоре опередил их, и норвежский король запретил поединок и там. Жажда мести привела враждующих в Швецию. Там, в местечке Дингнесс, они решили поставить точку в своем споре, приказав своим проводникам ждать окончания их сражения на небольшой ровной поляне у берега моря.
Во время схватки взошло солнце. Оно коснулось верхушек мокрых деревьев, чуть обогревая их серебристыми лучами, но по земле продолжал стелиться туман, словно тяжелое дыхание воинов на морозном воздухе. На море был полный штиль. Не раздавалось ни единого звука, кроме стука мечей о щиты и треска тонкого льда болотистой почвы. Неприятели бросались вперед, уворачиваясь и скользя на влажной траве, неистовые удары молотили то по красному, то по серебристому щиту.
Солнце поднялось высоко, и туман наконец полностью растаял. Подняв меч, Храфн заморгал – солнечные лучи ослепили его, заставив отвернуться. Быстрый, как молния, Гуннлауг бросился вперед и нанес рубящий удар. Лезвие вонзилось глубоко в ногу Храфна. Он пошатнулся, ухватился за дерево и выронил щит. Гуннлауг опустил меч.
– Я не сражаюсь с искалеченными, – сказал он.
– Ты победил, – простонал Храфн. – Теперь из великодушия принеси воды, раз даруешь мне жизнь.
– Я принесу тебе полный шлем, – согласился его противник, – но сначала опусти меч.
– Он нужен мне, чтобы опираться, – мрачно отозвался Храфн. – Я не обману тебя.
Гуннлауг напился из ручья сам и затем наполнил шлем. Опираясь правой рукой на меч, Храфн протянул левую за водой. Когда противник подошел ближе, он резко выпрямился, его качнуло, но он успел изо всех сил ударить Гуннлауга мечом по незащищенной голове, а затем по стволу дерева медленно сполз на землю.
Наступила полная тишина. Наконец Гуннлауг произнес хриплым голосом:
– Это был предательский удар.
– Знаю, – согласился Храфн, – и мне стыдно. Просто я не мог вынести мысли о том, что моя Хельга будет в твоих объятиях.
– Вставай и сражайся, – сказал Гуннлауг, вскочив на ноги.
Храфн подался вперед, но не смог защититься щитом от смертельного удара. Гуннлауг прислонил окровавленный меч к стволу дерева и снова упал на траву. Подоспели испуганные проводники. Храфн был мертв. Люди принялись перевязывать рану Гуннлауга, он осмеивал их старания и говорил, что это бесполезно.
Солнце уже стояло в зените, когда в далекой Исландии Иллуги спал в своей постели. Последнее время долгий сон вошел у него в привычку. Тем утром ему снился сын, его мальчик стоял на траве у берега моря с мечом в руке. На голове его не было шлема, а по лицу текла кровь. Кровью была окрашена и трава вокруг. Гуннлауг прислонил меч к стволу дерева и хотел сесть, но вместо этого упал. Его глаза неподвижно смотрели в небо.
Иллуги проснулся, как от толчка, и понял, что его сын мертв.
Узнав о гибели Гуннлауга, Хельга Прекрасная не погрузилась в траур, но с тех пор больше никогда не
