все средства к тому, чтобы мир мог быть уверен: на наше слово можно положиться. В общем, штаб решил, что лучше публиковать заниженные цифры, чем давать кому-то повод считать наши данные преувеличенными. Окончательно еще ничего не решено, но, по всей видимости, в будущем сбитый самолет будет засчитываться только в том случае, если есть незаинтересованный свидетель или сделана фотография. Конечно, ребятам это вряд ли понравится. Но ничего, в конце концов, славы они себе хапнули явно побольше, чем заслуживают, а послушать их разговоры – так только они и делают все дело, а мы все так просто, летим себе и летим. Ну да ладно. Как бы то ни было, даже этот маленький вопросик еще раз показывает, насколько мы выше наших врагов. Мы можем себе позволить преуменьшать цифры вражеских потерь, недооценивая собственные победы. Это показатель силы.
ПОДАРОК С НЕБЕС
Наверное, все-таки скоро начнется. Я имею в виду вторжение в Англию, конечно. Прямо возле нас расквартировалось несколько парашютных полков. Вокруг их полным-полно. Зачем бы их сюда столько нагнали? Причем никто не делает из этого секрета. Иначе мы бы их просто не увидели.
Их привозят на «Юнкерсах-52». Примерно по пятнадцать человек в каждом самолете. В свободные дни мы иногда к ним заходим. Для знакомства. Парни сгорают от нетерпения: ждут не дождутся, когда операция начнется. Я их понимаю. Они еще вообще нигде не участвовали. Почти никто даже не видел настоящего боя. Некоторые, правда, повоевали немного в Польше, но большинство никогда не были за границей. Здесь почему-то нет тех, кто был в Голландии и Бельгии. Говорят, их бросили на юг. Но все это только слухи.
Я всегда считал, что забросить парашютистов в Англию будет очень трудно, если вообще возможно. Это, в конце концов, не Голландия. Голландия маленькая страна, наша пехота заняла ее за несколько часов. Боюсь, в Англии все будет совсем по-другому. Но у этих ребят и в мыслях нет столкнуться там с какими-либо трудностями. Они совершенно уверены, что там все пройдет как по маслу. Их план такой. Сначала идем мы и кладем наши яйца. Атака будет грандиозная, такая, чтобы отрезать целый кусок Англии от остальной страны. Бомбардировщики должны будут создавать заградительный огонь, как это обычно делает артиллерия. И пока мы держим этот барьер, туда забрасывают десять или двадцать тысяч парашютистов. А также легкую артиллерию и танки – тоже на парашютах. К тому времени как англичане придут в себя и осмотрятся, наши ребята уже окопаются. Займут такие позиции, из которых их не так просто будет вышибить.
Эти ребята говорят, что подобные маневры планируются в десяти или пятнадцати местах одновременно. Вполне возможно, ведь у нас достаточно и парашютистов, и бомбардировщиков. Да, такой способ вторжения не кажется неисполнимым.
Мне всегда представлялось довольно странным, что есть такие войска, у которых основная задача прыжки. Мы тоже прыгаем, если дела у нас совсем плохи, но это совсем другое дело – у нас нет иного выхода, чтобы сохранить свою жизнь. А парашютисты прыгают, чтобы вступить в бой. Разница между теми, кто вступает в бой, и теми, кто пытается из него выйти, огромная. Это надо иметь в виду.
У этих ребят за плечами огромное количество тренировок. Это еще раз показывает, насколько великолепно и грамотно фюрер все организовывает. Не мы первые придумали использовать парашютные прыжки в военных целях. Шесть или семь лет назад этим баловалась французская армия, мир ее праху. У коммунистов все получилось лучше – они, по крайней мере, организовали несколько парашютных полков. Но когда началась война, только Германия реально использовала парашютные войска на поле боя.
Поначалу они формировались только из добровольцев, набранных из обычных пехотных полков, которых посылали в Штендаль и Штутгарт учиться парашютному делу. Но когда началась война, парашютные полки начали набирать в обычном порядке, и теперь это отдельный род войск.
Парашютные войска заметно отличаются от простой пехоты. Их специально обучают бою в составе небольшой группы в тылу врага. Их основная задача взять или уничтожить какой-нибудь особый объект. Готовят их от семи до десяти недель. Учат укладывать парашют, обращаться с ним так, чтобы не порвать купол после приземления, и так далее. Сначала они прыгают со столов и стульев, потом высоту постепенно увеличивают до полутора-двух метров. Учат даже прыгать вниз головой – на кучу опилок, конечно. Но самое важное в этих занятиях – освоение группового выхода, чтобы как можно больше людей вышло из самолета за возможно короткое время. Они упорно тренировались в этом упражнении в стоящем на земле самолете. Говорят, под конец их передергивало от одного его вида. Потом прыгали с сорокаметровой вышки. Надо было сделать шесть удачных прыжков, тогда упражнение засчитывал ось. Удачным считался только такой прыжок, когда солдат приземлился и был готов немедленно вступить в бой.
Потом они прыгали с низко летящего, не более сотни метров, самолета. Для этого им выдали специальные парашюты, которые автоматически раскрываются сразу после выхода из самолета, потому что для штатного парашюта такая высота слишком мала. С такой высоты их бросали, чтобы как можно быстрее обучить настоящим прыжкам.
Поверх униформы у этих ребят что-то вроде резинового комбинезона. Его специально придумали, чтобы парашютные стропы не цеплялись за пуговицы униформы. Я снова и снова убеждаюсь, насколько тщательно и всесторонне наше командование продумывает мельчайшие детали. Ни одна страна в мире не может в этом с нами сравниться.
Парни любят рассказывать смешные истории, которые случились с ними во время учебы. Им, конечно, есть что рассказать. Смертельные случаи тоже бывают, но очень редко, а вот руки и ноги ломают частенько. Причем все как один утверждают, что такое происходит только по собственной вине. Если ты спокоен и сосредоточен, ничего подобного случиться не может.
Там у них был известный боксер, Макс Шмелинг. Интересно было послушать, что они про него рассказывали. Шмелинг собрался добровольцем в парашютные войска, и, как только подал заявление, его сразу взяли. Все думали, что он будет показывать чудеса. А случилось все наоборот. Знаменитый боксер пожелтел от страха, когда в первый раз забрался на вышку, а через пару дней потянул локтевое сухожилие. А в бумагах написали, что у него перелом стопы. Но ребята знали, что это неправда. Любой из них через пару-тройку дней после такого повреждения уже был бы в строю. Но только не Макс. Гвалт поднялся невообразимый, его отправили в госпиталь, как будто у него какая-то ужасная рана. Он так долго там провалялся, что, когда вернулся заканчивать подготовку, ребят уже послали в войска, так что его определили в другую группу, и чем закончились его труды, они не знают.
Меня это не удивило. Я видел Шмелинга на ринге только один раз в кинохронике. Какой-то негр молотил его до тех пор, пока он не отказался от боя. Негр, конечно, применял грязные приемы, но все равно настоящий немец не должен поддаваться. Надо сцепить зубы и биться, чтобы всякие негры с евреями знали, что такое настоящий немец.
Давно уже хотел написать о наших зенитчиках. Думаю, это очень интересное занятие, сидеть за зениткой и бить по самолетам. Вокруг нас, конечно, тоже стоят зенитки. Восемь или девять крупнокалиберных расчетов. Они так хорошо замаскированы, что их невозможно заметить, пока не набредешь прямо на них. Даже домики, где живут зенитчики, такие маленькие и незаметные, что с нескольких шагов их почти не видно.
Жизнь у зенитчиков трудная, не то что наша. Они все время в боевой готовности. Им дается тридцать пять секунд на то, чтобы по тревоге занять свое место в орудийном расчете. Задача у зенитчиков гораздо труднее, чем у обычных артиллеристов, – отличие в том, что у них попросту не может быть пристрелочных выстрелов, потому что самолет не стоит на месте. За секунду он покрывает 150 метров, а то и больше, и к тому же обычно меняет курс и высоту. А снаряду, чтобы долететь до цели, требуется определенное время, секунд восемь-десять, поэтому надо все очень точно рассчитать. А еще бывает даже так, что в зенитный расчет попадает собственный снаряд, хотя такое случается редко.
У них все изображается системой маленьких лампочек. Примерно штук тридцать. Один парень пытался мне объяснить, как эта система работает, но я ничего не понял. Понял только одно: попасть из пушки в самолет ужасно трудно. Нашим зенитчикам от этого, конечно, одно расстройство, а мне так вовсе нет.
РАЗВЛЕЧЕНИЕ ДЛЯ АНГЛИЧАНИНА
Сегодня с нами ужинал необычный гость. Английский летчик. Мистер томми перескочил через Канал и спустился на парашюте возле небольшой деревушки неподалеку от нас. В этом ему сильно повезло.
