проводили обыск, но, по счастью, в задних комнатах. В ту самую минуту, когда я вошел в квартиру, Анна Степановна случайно вышла в прихожую. Не говоря ни слова, она взяла меня за рукав, затащила в кухню и выпустила через черный ход. Там никого не было, и я в мгновение ока оказался в заснеженном внутреннем дворике. Я бросился к массивным деревянным воротам и только собрался открыть их, как в щели между воротами увидел две пары ног; здесь меня ждали. Наш дом стоял над довольно крутым обрывом. Задний двор стоящего рядом дома, фасадом выходившего на другую улицу, был расположен на шесть метров ниже нашего двора. Я прыгнул и, к счастью, приземлился в сугроб. Отделавшись легким испугом, я выбрался из сугроба, прошел через двор и вышел на улицу.
Пришло время покинуть Киев. Ближайшим городом, еще не занятым Петлюрой, была Одесса. Сам город и небольшую окрестную зону удерживали французские и греческие части; в то время западные державы поддерживали контрреволюционное движение. Мы решили отправиться в Одессу.
Мой отец имел тесные связи с Сибирским коммерческим банком. Когда члены правления банка решили бежать из Киева, нас пригласили присоединиться. Банкиры подкупали на вокзале всех, кто только попадался им на глаза, и в результате получили специальный вагон и в придачу четырех полицейских, которые должны были охранять нас в пути. Как им удалось договориться об отдельном вагоне, когда в то время существовала такая нехватка поездов, что люди готовы были ехать в тамбурах, на ступеньках и крышах вагонов, до сих пор остается для меня загадкой. У меня был документ, удостоверяющий, что я являюсь служащим банка и в данный момент еду в одесский филиал банка. Борх и Берг поехали вместе с нами.
Вокзал напоминал восточный базар. Несметные толпы осаждали одесский поезд. Двоих полицейских, охранявших вход в наш вагон, избили, а двое успели удрать. На ступеньках вагона остался единственный страж – швейцар из банка. Этот здоровущий мужик быстро навел порядок, объявив, что вагон предназначен для иностранной делегации. Люди отступили от вагона.
– Что еще за делегация? – выкрикнул самый смелый.
– Английская, – сказал первое, что ему пришло в голову, швейцар.
Известие мгновенно распространилось по поезду, и нам всю дорогу пришлось поддерживать неожиданно навязанную роль членов английской делегации. Если бы мы допустили хоть малейшую ошибку, нас ждала неминуемая смерть от рук обманутых в лучших чувствах пассажиров поезда.
По-английски говорили только моя сестра и один из банкиров. Единственный документ на иностранном языке, правда на шведском, был у моего отца. Этот внушительного вида документ с подписями и печатями удостоверял, что отец является одним из директоров шведского промышленного концерна, имевшего филиал в России. Мы с Борхом развлекались, разговаривая в присутствии посторонних якобы по-английски; одним словом, несли всякую тарабарщину. Без особых приключений мы доехали до Одессы.
Отец, сестра, Анна Степановна и я поселились в одной комнате; город был переполнен беженцами. Ночью мы разгораживали комнату на мужскую и женскую половину с помощью простыни, повешенной на протянутую через комнату веревку.
Как-то Борх, Берг и я шли по улице. Нас остановил хорошо одетый господин.
– Если не ошибаюсь, вы те офицеры, которые не позволили офицерам вашей части разбежаться, когда в город вошел Петлюра?
– Вы совершенно правы.
– Не согласитесь позавтракать со мной?
Мы с удовольствием приняли приглашение. Через четверть часа мы сидели в одном из лучших ресторанов города Наш новый знакомый для того, чтобы утвердить себя в качестве политической фигуры, хотел кого-то свергнуть. Мы так и не поняли, кем была эта предполагаемая жертва. Нашего неожиданного знакомого в первую очередь интересовало, во сколько это ему обойдется. Мы поняли, что он собирается сыграть на нашем безрассудстве, и подыгрывали ему. Когда он поинтересовался, сколько нам понадобится людей, чтобы убрать человека, которого защищают порядка сотни солдат, мы, не раздумывая, ответили: «Не больше дюжины». Чтобы закрепить знакомство, честолюбивый господин заказал очередную бутылку вина. Мы договорились встретиться на следующий день за завтраком, но вечером, посовещавшись, решили, что не хотим становиться наемниками. Утром мы сходили в ресторан и в самой вежливой форме отклонили поступившее предложение.
Полковник Швед приехал в Одессу в начале декабря с добровольческим соединением, отступившим перед армией Петлюры. Шведу было поручено формирование «эскадрона сумских гусар». Поначалу в эскадроне было только два взвода, состоящие из офицеров, юнкеров и юношей в возрасте от 15 до 19 лет. Это подразделение вошло в кавалерийский полк, который сражался с большевиками до конца Гражданской войны. В свое время два этих взвода превратились в эскадрон, а позже в два эскадрона. Борх и Берг поступили на службу в один из этих эскадронов, а я уехал в Сибирь.
В то время Сибирь была оккупирована Белой армией под командованием Колчака[52].
Отец хотел поехать в Сибирь по делам своего горнопромышленного акционерного общества[53], в котором он был директором-распорядителем, и мы решили, что должны ехать вместе с ним.
Армия Колчака на востоке испытывала нехватку офицеров, в то время как на юге, как я уже говорил, многие офицеры служили в качестве рядовых. Многие профессиональные военные бывшей царской армии отправлялись в Сибирь, к Колчаку. Я без труда получил официальный перевод в армию Колчака и разрешение самостоятельно отправиться к месту службы. Что касается отца, так у меня до сих пор хранится документ, подписанный британским консулом в Одессе, удостоверяющий, что отец является директором- распорядителем двух британских горнопромышленных компаний и направляется в Сибирь в интересах британских акционеров.
Территория между занятым белыми армиями югом России и Сибирью находилась в руках Красной армии, поэтому мы были вынуждены отправиться во Владивосток морским путем, через Константинополь, Порт- Саид, Цейлон, Шанхай и Японию.
Примерно в шестидесяти пяти километрах севернее Владивостока, рядом с железнодорожной станцией Раздольное, находился гарнизон имперской армии, занятый теперь Белой армией. В казармах, протянувшихся более чем на два километра по обе стороны дороги, располагалась пехота, артиллерия и один кавалерийский полк – приморские драгуны. Офицеры кавалерийского полка, стремясь восстановить полк в качестве подразделения Белой армии, собрали три эскадрона. По прибытии во Владивосток я был направлен в полк приморских драгун (в качестве сумского гусара, прикомандированного к драгунскому полку), где прослужил до 15 января 1920 года.
В состав гарнизона входило американское пехотное соединение и японская пехотная рота. Это были части мощных экспедиционных корпусов Соединенных Штатов и Японии, которые прибыли для оказания нам помощи в борьбе с большевиками. Но это была не единственная причина, по которой они прибыли в Россию. Они, особенно японцы, были крайне заинтересованы в восточных районах Сибири; там, насколько я помню, находилось порядка 70 000 японцев.
Действовавшие на территории Сибири партизанские отряды срывали мобилизацию в Белую армию Колчака, не позволяли проводить заготовки продовольствия, нападали на тыловые гарнизоны и базы, устраивали диверсии на железной дороге.
Кроме белых и красных, были зеленые, которые боролись и с теми и с другими. Сильно осложняли ситуацию банды авантюристов, действовавшие в Сибири и на юге России. По крайней мере, две из таких банд сражались на нашей стороне. Одну из них возглавлял бывший офицер царской армии, а теперь атаман казачьего войска Семенов. Он ездил в бронированном поезде, состоявшем из четырех вагонов. На борту каждого из вагонов белой краской было выведено по слову, которые вместе читались как «Неустрашимый мститель атаман Семенов». Я неоднократно читал эту угрожающую надпись, когда поезд проезжал мимо наших бараков. Однажды я находился на станции Раздольное, когда туда подходил поезд Семенова. Поезд еще только замедлял ход, а из вагонов уже выпрыгивали откровенные бандиты, обвешанные патронами и ручными гранатами. Японцам приходилось предпринимать огромные усилия, чтобы добиться нашего расположения. Периодически они устраивали обеды для наших солдат. Кроме того, во время обедов каждый драгун получал пакет с табаком и чаем. Нам, офицерам, вручались деньги от японского императора в сумме месячного офицерского жалованья. Японцы не только были вооружены нашими винтовками, но и частично одеты в нашу форму. Как-то ночью во время перестрелки с партизанами мой отряд столкнулся с японским
