Внешняя политика Гитлера основывалась на двух взаимоисключающих факторах: элементах строгого планирования и надежде на случай. Большая часть его планов касалась Европы – здесь он рассчитывал получить то, что ему нужно. Континентальные установки Гитлера служили для него стандартом, по которому он оценивал даже те факторы, которые находились за пределами Европы и которыми манипулировал в своей политике. Свидетельства этому будут приведены в следующих главах, где мы рассмотрим военно-морскую и дальневосточную политику фюрера, то есть те области, в которых Гитлер в своих стратегических планах должен был учитывать политику США. Но оказывала ли Америка непосредственное влияние на немецкую континентальную политику? В предыдущих главах мы уже говорили, что в начале своей карьеры Гитлер раздумывал о роли США в европейской политике, а в 1939 году одобрительно отнесся к предложениям Рузвельта по разоружению, «приветствуя вмешательство Соединенных Штатов в европейскую политику в качестве гаранта мира»[67] .
Однако позже он нигде уже больше об этом не говорил и, несмотря на предупреждения своих послов в Вашингтоне, решил, что Америка всегда будет придерживаться политики нейтралитета. Таким образом, и Гитлер, и его дипломаты понимали, какое фактическое и потенциальное влияние могут оказывать США на политику Европы, но по различным причинам в тот период времени этой стране не придавали особого значения.
О том, что Гитлер следил за внешней политикой США, говорит тот факт, что фюрер и его помощники время от времени использовали ее для оправдания действий Германии. Примерами этого были критика Версальского договора («ни одному вождю племени сиу никогда не навязывали более позорного мира») и «предательства» четырнадцати пунктов, отказ от признания Маньчжурии и выход из Лиги Наций[68].
Позже, во время судетского кризиса, Гитлер в своих публичных выступлениях и личных беседах использовал доктрину Монро для оправдания своей политики («Мы, немцы, придерживаемся аналогичной доктрины в Европе»). Более того, американская политика «недопущения войны», выразившаяся в помощи Британии, рассматривалась как пример, которому ради Германии должна последовать Япония в своих отношениях со странами Запада[69].
Оправдание немецкой политики с помощью сомнительных ссылок на действия других стран было, как известно, одним из излюбленных пропагандистских трюков фюрера[70] .
Мы уже успели убедиться, что Гитлер хорошо знал о речах Рузвельта, касающихся ситуации в Европе, и его различных предложениях о способах решения возникших проблем, но реагировал на них таким образом, что всем становилось ясно, что он не принимает американского президента всерьез. Предложения Рузвельта о созыве конференции для решения судетского кризиса никак не повлияли на Гитлера и на дальнейший ход событий. Посол Вильсон записал в октябре в своем дневнике, что у него сложилось впечатление, будто первое послание Рузвельта привлекло внимание Гитлера к могуществу и силе США, но потом «если быть честным, то я не верю, что второе послание оказало какое-либо влияние на ход событий». Согласно французским источникам, первой реакцией Гитлера на призывы Рузвельта в апреле 1939 года было вообще не отвечать на обращение «этого презренного создания». Но он все-таки ответил, не потрудившись даже скрыть свое презрение («При всем моем уважении к заботе господина Рузвельта о проблемах и нуждах других стран…»).
Если верить Риббентропу, последние предложения Рузвельта, поступившие в августе 1939 года, заставили Гитлера изменить сроки нападения на Польшу, и Вильсон вспоминал, как «рассержен» был за это Гитлер на президента. Но хотя некоторые предполагали, что он уже в 1938 году опасался участия Америки в войне против Германии, нет никаких доказательств тому, что Гитлер в своих планах европейской войны учитывал американский фактор в предвоенные годы и в недели, предшествовавшие ее началу.
В конце сентября 1939 года Гитлер понял, что Великобритания связывает все свои надежды с американской помощью. В марте 1940 года он жаловался американскому бизнесмену Муни, что не может заключить мир из-за того, что Англия не желает дать нам надежду воспользоваться помощью других стран, «например Соединенных Штатов». Значение этого фактора сначала принижалось из-за уверенности фюрера в том, что он сумеет быстро завоевать всю Европу, а затем поставит Англию на колени, прежде чем американская помощь станет по-настоящему эффективной. Потом все эти цели отошли на второй план, к ним Гитлер надеялся вернуться после завершения операции «Барбаросса». В любом случае укреплявшийся англо-американский союз не рассматривался как исключительно континентальная проблема; мы поговорим о нем позже в связи с военно-морской политикой Германии и отношениями с Японией.
Что касается других регионов Европы, то мы уже видели, что министерство иностранных дел Германии хорошо понимало, как сильно влияние Америки в Европе, особенно во Франции, Испании и на Балканах, а также в Африке. Гитлер тоже время от времени упоминал о влиянии США в этих регионах, но, повторяю, это влияние, по его мнению, было вещью второстепенной. Например, в мае 1941 года в беседе с адмиралом Дарланом он выразил опасение, что американский империализм заставит Францию уступить свои африканские колонии Соединенным Штатам. Предотвратить это сможет только сама Франция, подчеркивал он. Вальтер Шелленберг утверждал, что Гитлер рассуждал о возможных операциях в Африке и на испанских и португальских островах еще до начала войны. Испанский министр иностранных дел Серрано-Суньер обнаружил, что Гитлер очень обеспокоен возможными действиями Америки в этом регионе, а в июле 1941 года фюрер заметил, что «если США займут испанские и португальские острова, я вторгнусь в Испанию и пошлю танковые и пехотные дивизии в Северную Африку».
Хотя нападение на Советский Союз представляет собой возвращение к первоначальным целям Гитлера, переход к активным действиям после английского тупика и конечное звено в цепи господства на континенте, есть определенные свидетельства того, что на решение оккупировать Россию в определенной степени повлиял и американский фактор. 8 января 1941 года Гитлер сообщил своим адмиралам, что «если Россия падет, то это сильно облегчит положение Японии и, наоборот, значительно увеличит опасность войны для США». В начале вторжения он сказал Муссолини, что после разгрома России у Америки поубавится желания вступать в войну. В ходе наступления на Москву, Гитлер, как отмечают свидетели, заявлял, что «победоносное завершение кампании на Восточном фронте окажет благоприятное влияние на всю ситуацию и, возможно, также на политику США».
Но если бы Америка оказывала непосредственное сильное влияние на ход немецких операций в Европе до 1942 года, то следовало бы ожидать, что она постоянно упоминалась бы в военных планах, директивах, меморандумах и дневниках. Однако изучение источников вовсе не подтверждает этого, во всяком случае, в отношении авиации и армии. Нам известны лишь некоторые высказывания Геринга, связанные с послевоенной авиационной мощью Америки. У посла Вильсона сложилось впечатление, что шеф люфтваффе отдавал должное американскому авиационному потенциалу.
Некоторое подтверждение обеспокоенности Геринга можно найти в странном деле американского нефтяного магната В.Р. Дэвиса. Как оказалось, Дэвис, человек с большими амбициями и связями среди американских политиков, с 1939 по 1941 год активно помогал немецкому военно-морскому флоту получать нефть из Мексики, еще до того, как Соединенные Штаты и Германия оказались в состоянии войны. За время своей деятельности он в сентябре 1939 года несколько раз встречался с Герингом. Вполне возможно, что он в тот период виделся и с Гитлером. О чем он беседовал с рейхсмаршалом, никто не знает, но Дэвис, очевидно, предполагал, что Рузвельт выступит посредником в случае европейской войны. Согласно докладу, который он предоставил помощнику Государственного секретаря Адольфу Берле, Геринг, которого Дэвис считал реальным правителем Германии, проявил большой интерес к урегулированию, спонсируемому Соединенными Штатами и основанному на возвращении Германии того, что она потеряла по Версальскому договору, и установлению «нового экономического порядка». Геринга, по мнению Дэвиса, очень беспокоило, какую роль будет в будущем играть Америка на Европейском континенте. Однако доклад не произвел на Госдепартамент никакого впечатления, и из этого ничего не вышло. С другой стороны, когда один из руководителей Главного имперского управления безопасности (РСХА) Вальтер Шелленберг заговорил о возможности американского присутствия в Европе, шеф люфтваффе посоветовал ему обратиться к психиатру.
После войны Шелленберг утверждал, что в Германии очень опасались проникновения американских шпионов в ряды военной разведки европейских стран. Он приводил в пример адмирала Канариса, шефа
