уверенно сказал: «Вероятно, мы встретились с внутренним рикошетом. Пуля ударилась о кость и изменила свое направление. Придется сделать несколько рентгенограмм черепа и верхнего отдела грудной клетки».
Пока готовили к работе рентгеновский аппарат, Рудик, положив руки на спинку стула, расслабился на несколько минут:
– Присядьте, Гена, и вы, – сказал он помощнику. – Пожалуй, сегодня нам придется задержаться дольше обычного. Поиски снаряда в теле могут быть очень длительными. Вот пара примеров, давних, как сама судебная медицина, и свежих одновременно. Вчера перед сном, – пояснил Рудик, – зная о сегодняшнем вскрытии, я просмотрел кое-какую литературу по огнестрельным повреждениям. Так, один из иностранцев, кажется, итальянец Гануто, еще в 20-х годах описал случай, когда пуля из пистолета, срикошетировав от черепа, закончила свой путь в левой почке! Представляет интерес и сообщение профессора Л. М. Эйдлина, одного из крупнейших в советские времена специалистов по баллистике. Извозчик, пишет профессор, был убит выстрелом в затылок. Ранение было слепым. Эксперт в поисках пули исследовал ткани головы и кости черепа, но безрезультатно. Тогда он предположил, что снаряд вышел через широко открытый рот. И такое случалось в нашей практике. Но другой врач, более опытный, обнаружил пулю, выпущенную из револьвера «наган», под кожей кончика носа. Впрочем, снимки уже, кажется, готовы.
Юрий Владимирович подошел к окну, где было светлее, и начал просматривать рентгенограммы.
– Вот это фокус, – воскликнул он. – Взгляните-ка сюда, друзья. Кажется, она где-то у позвоночника, на уровне шейных позвонков.
Действительно, минут десять спустя, разрезав сзади кожу шеи, Радик извлек пулю и передал ее следователю, которого давно ожидала машина. Криминалисты были заранее предупреждены о необходимости крайне срочного исследования пули с целью определения ее калибра и марки оружия. Работа эта заняла у них не много времени. Измерив диаметр пули и сравнив ее форму и длину со стандартными образцами, эксперты пришли к выводу, что она выпущена из немецкого пистолета «Зауэр», калибра 6,35 мм.
Но куда делся пистолет? На это ответа не было. Марка его оказалась слишком редкой, чтобы можно было предположить возможность существования другого «Зауэра», помимо того, который непостижимым образом исчез из стола Серова. Следствие оказалось на распутье. Так что же в действительности случилось с Игорем? Несчастный случай? Самоубийство? Или самое страшное – коварно задуманное преступление с убийством подростка?
СПРАВКА
Анализируя подобные ситуации, известные шведские криминалисты А. Свенссон и О. Вендель пишут в своем классическом руководстве «Раскрытие преступлений» следующее: «Стараясь решить вопрос о том, погиб ли человек в результате несчастного случая, покончил с собой или был убит каким-либо другим лицом, всегда следует предполагать самое худшее – убийство. Даже в том случае, когда обстоятельства дела самым убедительным образом говорят в пользу предположения, что имело место самоубийство или несчастный случай, их следует подвергнуть возможно более детальному исследованию. Умный убийца может прекрасно инсценировать несчастный случай или придать убийству видимость самоубийства. Такой убийца имеет возможность организовать дело так, что те, кто слишком поверхностно относятся к лежащей на них обязанности выяснить обстоятельства дела, будут введены в заблуждение. Однако систематическое и тщательно проведенное расследование обнаружит истину».
Большинство лиц, ведущих расследование, полагало, что Игорь был убит. В случае неосторожного выстрела или самоубийства пистолет обязательно должен был бы остаться в комнате, рассуждали они. На их стороне были и немногие объективные факты: так, судебно-медицинская экспертиза полностью исключила после такого тяжелого ранения малейшую возможность мальчика к передвижению и самостоятельным действиям, в результате которых он мог бы сам спрятать или выбросить пистолет. Да и сама поза Игоря за столом свидетельствовала о том, что он даже не успел встать со стула после того, как раздался выстрел.
– Но если Игорь был убит, значит, в квартире кроме него находился неизвестный, который и забрал с собой оружие, – возражали их оппоненты. Между тем малейших следов, подтверждающих это предположение, обнаружено не было. Запертая дверь, закрытые окно и форточка, отсутствие посторонних отпечатков пальцев на предметах обстановки. Опрос соседей тоже не дал эффекта: большинство людей находилось на работе, выстрела никто не слышал. И тому нашлось объяснение – рядом с домом велась какая-то стройка, шум и грохот мучили людей с утра до конца вечера.
Самоубийство. Что могло толкнуть тринадцатилетнего мальчишку на такой необъяснимый страшный поступок? Семья у Седовых была дружной, почти образцовой. Сын очень любил отца, гордился его боевыми заслугами, помогал матери, что среди ребят его возраста встречается не так уж часто. Родители утверждали, что утром, когда они уходили на работу, мальчик еще спал. С вечера Игорь был абсолютно спокоен. Придя из школы, играл около часа в хоккей, потом с восьми до десяти вечера делал уроки. Никому не звонил.
Хорошего мнения о мальчике были и его преподаватели. Дисциплинированный, исполнительный, один из лучших учеников класса. И лишь учительница литературы, классный руководитель 6-го «Б» класса, сказала следователю:
– Золотой мальчишка. Но. крайне впечатлительный. Мечтатель и фантазер. Правда, скрывал это от всех. Очень любил литературу и историю, был менее склонен к точным наукам, великолепно рисовал. Хлопот у нас с ним никогда не было.
Прошло два дня, но следствие не продвинулось ни на шаг. Комната Игоря была опечатана. И тут следователь решил еще раз осмотреть место происшествия. Он пригласил с собой Рудика и эксперта-криминалиста. Втроем они молча вошли в уже знакомый им старый московский дом.
В комнате все оставалась на своих местах. Она была большой и светлой, хотя окно в ней было только одно. Стены, выкрашенные краской приятного зеленого цвета, делали ее еще просторнее. Стол, два стула, в углу кресло-кровать – мебель, входившая тогда в моду. Над столом портрет Игоря в металлической рамке – любительская фотография, сделанная, вероятно, отцом. Напротив портрета, но чуть ниже его, на противоположной стене кнопкой был приколот к стене чистый листок бумаги из ученической тетради в клетку. Лишь бросающееся в глаза бледно-коричневое круглое пятно на блестящей поверхности паркета, свидетельствовало о недавней трагедии.
Скрупулезно, словно впервые, метр за метром они начали повторный осмотр. Особенно тщательно осмотрели окно и подоконник. Рамы были обклеены пожелтевшей к весне бумагой, которая покрывала даже обе задвижки – наружную и внутреннюю. Форточки закрыты. Балкона в квартире Серовых вообще не было.
За работой незаметно пролетели два часа. Пока следователь беседовал в соседней комнате с безучастным ко всему Федором Спиридоновичем, а криминалист особым составом обрабатывал окна, стены и полированную поверхность мебели, надеясь найти отпечатки пальцев, Юрий Владимирович на какое-то время оказался без дела. Мешать товарищам ему не хотелось, и когда среди учебников на столе он заметил томик Пушкина, то, открыв его, присел и незаметно для себя увлекся чтением.
Это были «Повести Белкина». Он почти дочитал «Метель», когда его отвлек от книги голос следователя:
– Юрий Владимирович, пожалуй, на сегодня хватит. Машину я уже вызвал. Спустимся вниз, дождемся на свежем воздухе.
Час спустя Рудик был уже у себя дома, почти на другом конце Москвы. После ужина он, порывшись в личной библиотеке, нашел «Повести Белкина» и с наслаждением продолжил прерванное чтение. Юрий Владимирович дочитал «Метель», еще раз перечитал «Станционного смотрителя». «Пушкина нельзя читать долго и помногу, – подумал он, – иначе теряется прелесть прекрасных, похожих на музыку строк, их удивительная гармония и свежесть, аромат и строгая красота, свойственные лишь классической прозе. Еще «Выстрел». – Он полистал книгу. – Всего несколько страниц.»
Буквально само начало этой великолепной повести вызвало у Рудика необъяснимое волнение. Ему показалось, что название новеллы и даже дух ее в какой-то степени ассоциируются с делом, которым он занимается вот уже третий день. Он провел рукой по влажному лбу и прошелся по комнате.
– Вот наваждение, так ведь всю ночь не уснешь. – Заставив себя успокоиться, он дочитал «Выстрел» до
