— Но до этого я успею тебя убить.
— Не для того ты все это время боролся, чтобы просто взять и убить меня. Ты ведь даже не знал, что я жив. Наверняка ты очень дорожишь своей жизнью. В конце концов, ты выдержал королевский гнев. Не каждому это удается. Чем ты все это время занимался? Вероятно, работал переписчиком? Или с тебя достаточно церкви?
Криспин глянул через плечо. Слишком много стражи. Ему ни за что не удастся нанести достойный удар. Разочарование отозвалось в груди медленно нараставшей болью, и также медленно он убрал клинок в ножны. Вздернул подбородок.
— Нет. Меня называют Следопытом. Я нахожу потерянные вещи. Отыскиваю потерянных родственников. Провожу расследования для шерифа.
— Господи! Так это ты? — Майлз засмеялся. — Только вчера вечером, за ужином, я услышал об этом хитром парне. — Он снова рассмеялся, скрывая настороженность. — Ну что ж, в конце концов все хорошо заканчивается — ты защищаешь тех, кого невозможно защитить. Благородное призвание.
— Дьявол тебя побери, Майлз!
Криспин оглянулся на стражу. Может, один удар того стоит?
Майлз сделал безразличное лицо.
— Покорись, Криспин. Это все в прошлом. Теперь ты действительно ничем себе не поможешь. Кто сейчас поверит твоему слову против моего?
— Тем больше причин просто убить тебя.
— Это вызов?
Майлз взялся за меч и стал понемногу вытаскивать его из ножен.
Криспин застыл.
— У меня нет меча, мерзавец.
Майлз улыбнулся:
— Значит, нет. Тогда держи свой ножичек там, где он находится, и никаких трудностей не возникнет, понятно?
Майлз сделал взмах мечом и вернул его в ножны. Усмехнулся.
— Рад был снова повидаться с тобой, Криспин. Храни тебя Бог.
Повернувшись на каблуках, Майлз подошел к коню и вскочил в седло. Пристально посмотрел на Криспина и натянул поводья. Конь выгнул шею, Майлз развернул его, дал шпоры и ускакал галопом.
Стражники побежали за ним. Они враждебно посмотрели на Криспина, но оставили его в покое. Он с такой силой сжал кулаки, что затряслись руки. Выдохнув через стиснутые зубы, Криспин разжал похолодевшие пальцы, чтобы вернуть приток крови. Руки покалывало и жгло, пока они не согрелись, согрелись настолько, насколько позволил им холодный сентябрь на лондонском лугу. Криспин долго стоял на месте, так долго, что солнце пробилось сквозь туман, проложив на вытоптанной траве светлую дорожку, ведущую в город.
Криспин бросил взгляд на травянистый холмик, где в обрамлении венка торчали его стрелы. Если б это было сердце Майлза… Хотя у этого человека его наверняка нет. Неудивительно, что его так трудно убить.
Подняв с земли лук, Гест зашагал к мишени. Не обращая внимания на то, что по мишеням продолжали стрелять, он схватил все свои пять стрел разом и выдернул их. Поискал стрелы, пущенные Мартином мимо цели, и нашел только две — одна лежала за холмиком, другая в канаве перед мишенью. Улетевшая в лес пропала.
Покончив с этим делом, он пошел по широкому полю в сторону Лондона. Можно было не спрашивать, куда он сейчас направлялся.
Двери в «Кабаньем клыке» были распахнуты настежь, словно таверна вбирала в себя первое дуновение зимы, хотя до нее было еще несколько месяцев. Зияющая пасть готова была поглотить Криспина, и он вошел, занял свое обычное место — спиной к стене, лицом к двери — и бросил на стол лук и стрелы.
Мужчина, сидевший рядом на скамье, указал на оружие.
— Нехорошо, что король своим указом оторвал сегодня всех от дел. Ведь сегодня не воскресенье. Когда же человеку работать?
Криспин даже не взглянул на него.
— А было когда-нибудь, чтобы ты работал целый день?
— Не по-дружески это, мастер Криспин, — буркнул тот и натянул капюшон по самые брови.
Криспин потер ладонями горевшие глаза.
— Я никого не хотел обидеть.
Мужчина поднялся и, покачиваясь в пьяном возмущении, отошел, едва не столкнувшись с Гилбертом.
Гилберт обошел пьянчужку, потом окинул Криспина взглядом и знаком велел Нэду принести вино и кубки. Он сел напротив Криспина, сложив на груди руки, и после продолжительного молчания Криспин поднял глаза.
— Что?
— Ты не в настроении, только и всего. Я просто жду, когда ты мне расскажешь.
— Что расскажу? Что я нищий? Что я пустое место в глазах двора? Это ты и так уже знаешь.
Гилберт посмотрел на лук и стрелы.
— В чем дело? Тебя так допекают эти учения?
Криспин провел ладонью по подбородку, ощутив пропущенную при бритье щетину. Представил Майлза на земле, а себя над ним. Почему он не перерезал этому ублюдку горло, когда была возможность? И кого, Бога ради, выгораживает Майлз?
Криспин посмотрел на Гилберта.
— Сегодня я неожиданно встретил одного старого знакомого.
— Я так понимаю, этот старый знакомый вызвал у тебя неприятные воспоминания.
— Именно так. — Криспин непроизвольно понизил голос. — Этот человек, которого я сегодня встретил… я не видел его семь лет. Это он был зачинщиком того заговора.
Гилберт подался вперед, словно хотел заслонить себя и Криспина от любопытных взоров. Уточнять, что за заговор, нужды не было.
— Не может быть!
Впервые Криспин заговорил о Майлзе с другим человеком. Какое это имело значение? Майлз прав. Кто поверит Криспину после стольких лет?
Криспин посмотрел поверх плеча приятеля. Где же Нэд с вином? Такой разговор надобно сдобрить выпивкой.
— Получив деньги на организацию заговора, — продолжал Криспин, — этот человек остался в тени, никто из нас не выдал его даже под пытками.
Круглое, от природы добродушное лицо Гилберта вытянулось от ужаса.
— Под пытками? — пролепетал он. — Я не знал, что тебя пытали, Криспин. Ты никогда не говорил. Ты вообще мало об этом говорил.
При воспоминании о пытках у Криспина тревожно засосало под ложечкой. Страх, пахнувший потом и мочой, вонь горящей плоти. Он снова отогнал от себя это воспоминание, заслонив его ненавистью.
— За этим ничего не последовало. Оказалось, что это наименьшая из моих тревог.
— Но, Криспин, почему ты не заговорил? Почему не выдал тогда подлеца?
— Тогда я не сознавал, чем ему обязан. Я понял только через некоторое время, когда все было кончено. Возможно, даже если бы и знал, я все равно не назвал бы его имени.
— Бога ради, почему?
Кристин пожал плечами:
— Это был бы бесчестный поступок.
Гилберт фыркнул.
— Твоя честь. Не много тебе в ней проку.
— Если бы я ее лишился, что у меня осталось бы?
