он продолжает традицию Линкольна и является одним из величайших лидеров нации, то, стало быть, так оно и есть — «ибо кому же это знать, как не принстонцам?». Гардинг наклонился, выплюнул в набитую окурками медную плевательницу очередную порцию жеваного табака и неуверенно произнес:
— Да, наверное, так. — После чего помолчал, пожевал, снова сплюнул и, повернувшись к Абрахаму Лихту как к вновь обретенному другу, с неожиданно открытой улыбкой заявил, что он проделал большой путь сюда из Блуминг-Гроув, штат Огайо, и обратно существует лишь одна дорога. — И вы знаете, что это за дорога, мистер Хайн, не так ли?
Внезапно Абрахама Лихта осенило
— Ну откуда же мне это знать, господин президент?
Одним из крайне немногих за годы его президентства поступков Гардинга, вызвавших противоречивую реакцию, было помилование политических заключенных, осужденных при Вудро Вильсоне в соответствии с законом об антиправительственной деятельности.
К тому времени в федеральных тюрьмах из седевших по этой статье оставалось в живых 23 заключенных, все — мужчины; среди них — знаменитый социалист Юджин Дебс и еще более знаменитый негритянский «революционер» принц Элиху, глава Всемирного союза борьбы за освобождение и улучшение жизни негров.
Кто из этих «врагов Америки» представляет большую опасность, консервативная пресса спорила давно. К удивлению всех своих сотрудников, президент Гардинг решил, что никто из них не враг, и велел немедленно освободить обоих.
Больше всех была возмущена Герцогиня.
— Мало тебе предателя-красного, не хватает еще предателя-черного! Уоррен, я категорически
Они давно заключили молчаливое соглашение не касаться клеветнических слухов, будто у Гардинга есть «негроидные» предки; но в случае помилования негра его враги снова, только с еще большим энтузиазмом, могли запустить в дело эту утку.
Однако Гардинг уперся. Прессе он заявил, что ему непонятна ненависть предшественника к «политическим» противникам — ведь Соединенные Штаты согласно их священной конституции и благодаря особым связям со Вседержителем представляют собой единственное место на планете, где свобода гарантируется всем.
— Я помилую их, потому что так будет правильно. А это — единственный принцип, которым я руководствуюсь, — лаконично пояснил он.
Когда Дебса и Элиху доставили специально посланным автомобилем в Белый дом, чтобы сфотографировать с президентом в Овальном кабинете, Абрахам Лихт озаботился тем, чтобы попасть в узкий круг приглашенных; вид легендарного Дебса по-настоящему тронул его — это был высокий, исхудавший, явно не уверенный в себе человек; принц же Элиху, хотя вместо огненно-ярких одежд на нем был обыкновенный габардиновый костюм, а волосы, некогда густые и длинные, были теперь подстрижены коротким ежиком, действительно имел королевский вид. (Абрахам почувствовал, как сжалось у него сердце. На какой-то миг он даже испугался, что упадет в обморок. Как сильно изменился его Лайша! Его Маленький Моисей!)
(Одно было ясно: это действительно он, Маленький Моисей, только выросший и возмужавший, да так, что этого не мог представить даже Абрахам Лихт, несмотря на свой провидческий дар.)
Единственный негр среди белых, принц Элиху стоял, словно высеченный из камня, понимая, что все смотрят именно на него, и явно наслаждаясь, при всем своем бунтарстве, этим вниманием. Руки и плечи, как не преминул отметить Абрахам, у него сильно развились, фигура сделалась такой же атлетической, как у Харвуда, разве что Элиху обладал грацией, совершенно несвойственной его грубому старшему брату. Нос его оказался шире, чем помнилось Абрахаму, а губы со слегка опущенными уголками, напротив, тоньше; взгляд проницательный, сосредоточенный, неспокойный; волосы слегка тронуты сединой. Пресса гадала, сколько ему лет, предположения колебались в диапазоне от тридцати до сорока пяти, но Абрахам знал точно — тридцать три. И все же — как он изменился! Совсем другой человек!
Когда президент Гардинг, запинаясь, читал подготовленную к этому случаю речь, повторяя слова о святых принципах — о независимости прессы, о праве на Жизнь, Свободу и Стремление к Счастью, — почти не слушал его один Элиху. Затуманенный взгляд его скользил по комнате, выхватывая незнакомые белые лица, ни на ком не задерживаясь… даже на Абрахаме Лихте, которого, впрочем, практически невозможно было узнать в обличье Гордона Джаспера Хайна — специального агента министерства юстиции: седеющие каштановые волосы, тщательно подстриженная бородка, пенсне с толстыми стеклами, прочно угнездившееся на переносице.
Спеша закончить церемонию, чтобы можно было наконец подняться наверх, избавиться от тесного костюма и что-нибудь выпить, в чем давно он уже ощущал острую потребность (благодаря бескорыстной службе Джесса Смита, в Белый дом во время «сухого закона» доставлялось исключительно канадское виски лучших сортов), Гардинг неловко улыбнулся «политическим заключенным» и даже не обратил внимания на оскорбительное высокомерие принца Элиху, если, конечно, тот действительно хотел оскорбить президента. Под конец церемонии Гардинг в вымученно шутливой манере заметил, что президент Вильсон, будучи нездоров и к тому же целиком погружен в тревоги, вызванные войной, скорее всего просто неверно истолковал их намерения:
— Вы ведь вовсе не собирались свергать правительство.
Юджин Дебс улыбнулся в знак согласия, а принц Элиху, понизив голос так, что расслышать его могли лишь несколько человек, стоявших рядом, надменно бросил:
— Не думаю, господин президент, что Вильсон был таким дураком.
Уоррен Гардинг умер внезапно, вечером 2 августа 1923 года в Сан-Франциско, после утомительного и, в общем, бессмысленного вояжа под названием «Лицом к людям» (выступления в западных штатах и на Аляске); но к тому времени, когда карточный домик начал-таки рассыпаться, Абрахама Лихта не было в Вашингтоне уже несколько месяцев. Запасшись банковскими чеками на значительную сумму и всякими ценными мелочами (например, теми самыми бриллиантовыми булавками для галстука), он остановился в нью-йоркской «Уолдорф-Астории», переговорил с доктором Леспинассом, сделал себе таинственную «омолаживающую операцию по пересадке желез» (она навсегда останется тайной для всех, ибо доктор Леспинасс так и не откроет, даже коллегам, секретов ее техники) в больнице «Гора Синай» и поехал оправляться после легкой психической травмы в курортный городок Уайт-Сальфер-Спрингс в горах Катскилл… где, обдумывая новое деловое предприятие, случайно услышал о докторе Феликсе Бисе, аутогенном самосовершенствовании и клинике «Паррис».
«Вот оно! То, что нужно!»
Ему всегда хотелось попробовать себя в медицине, в исцелении людей.
К тому же Абрахам не мог избавиться от ощущения, что месяцы, проведенные в Вашингтоне, посреди всего этого безумного карнавала, повседневного общения с такими сомнительными типами, как Гарри Догерти, Джесс Смит и Гастон Баллок Минз, запятнали его.
Честно говоря, под конец Абрахам начал побаиваться своего напарника, который слишком охотно размахивал пистолетом, а, напившись либо нанюхавшись кокаина, хвастал каким-то оригинальным замыслом заработать враз миллион долларов (например, аннулировать обвинение, выдвинутое против «Ю-Эс стил») и занять в администрации привилегированное место Джесса Смита.
— Но как же ты надеешься добиться этого? — с сомнением спросил Абрахам Лихт. — Смит и Догерти — неразлучная пара; боюсь, чтобы избавиться от Смита, тебе придется просто убить его.
