Я вызвал Рыжа.
«Рыж, Рыж, — говорил я, — маленький всемогущий Рыж. Почему тебя не было рядом? Как я мог забыть о тебе?»
«Рыж, Рыж», — твердил я, пока он бежал ко мне, и я ясно видел, как он бежит. По мокрому асфальту — синоптики только что промыли город, — по мокрым газонам — Рыжу все нипочем. Скачет через ленты пустых дорог, ныряет в кустарник изгородей. Крепкий, длинноногий, большеголовый. А когда надо, пролезет в любую щель.
— Рыж! — сказал я сразу, как только он вырос на пороге. — Я так и не видел Каричку.
— Она спит. — Рыж всегда все знал. — А ты?
— Ну конечно. Ночью меня не пустили. А сейчас еще рано.
— Хочешь, проберемся в дежурку? — В его темных упорных глазах такие же, как и у Карички, золотые ободки; они то больше, то меньше — смотря что он придумывает.
— Нет, Рыж. Я хочу не на экране, а так. Понимаешь? Кажется, до сих пор я не говорил так о его сестре. Он кивнул. Задумался.
— Пойдем, — сказал он.
Рыж привел меня в большой двор. На газоне лежала легкая металлическая площадка — круглая, как тарелка, и с поручнями. Я видел такую впервые — наверно, ею пользовались для мелкого ремонта зданий, а Рыж даже знал, как она управляется. Откинул сиденье, выдвинул щиток, стал крутить какие-то ручки. Трин-тра-ва! — вдруг беззаботно весело прозвенела наша тарелка. Трин-тра-ва! — и поднялась над газоном. Трин-тра-ва! — медленно и торжественно вынесла нас на улицу.
— Чего она раззвонилась? — спросил я.
— Так устроена.
— Мы разбудим весь город.
— Давай поднимемся выше, — предложил Рыж и поднял площадку над крышами.
Солнце косо смотрело на город, начиная свою обычную игру с тенями: бросало длинные прохладные пятна, чтоб постепенно поедать их, чтоб ворваться в открытые окна, засверкать в воде, в стекле, металле, высветить каждый уголок. Под нами бегали по упругой траве спортсмены, на крышах бросались с вышек в голубые чаши ныряльщики, высоко взлетали мячи и брызги. Рыж вертел золотой макушкой, и я догадался, как ему хочется спуститься и погонять мяч.
— Я тебя поднял с постели?
— Что ты! — обиженно сказал он. — Это они так поздно встают. — Рыж боднул головой, указывая вниз, не выпуская ручек управления. — Ты не волнуйся. Я, когда бежал к тебе, размялся. И забил пять голов. Правда, в пустые ворота.
Он осторожно подвел площадку к окну на пятом этаже. Перила коснулись подоконника, я увидел спящую Каричку и испугался, что она проснется. Ее лицо дышало таким глубоким спокойствием, что было бы величайшей дерзостью спугнуть сон, а эта глупая тарелка все трезвонила за нашей спиной. Я махнул Рыжу и даже оттолкнулся от стены, но успел положить на подоконник прозрачный черный шарик. Если смотреть сквозь него на свет, увидишь Галактику, и она будет вращаться, как ей положено: маленькое фейерверочное колесо, сотканное из миллионов искр.
Мы пристроились в холодке под деревом, выключили машину, чтоб не трезвонила. Улеглись на траве и разговаривали.
— Мама вчера испугалась. Заплакала и ушла, — рассказывал Рыж. — Мартышка никого не узнавала.
— Рыж, не называй ее так.
— Ладно. Хотя ей нравится.
— А ты?
— А я ходил под окнами и свистел. Ходил, ходил — даже надоело. Потом смотрю — Каричка выглядывает. «Ты чего здесь торчишь?» Это она мне. А я говорю: «А ты чего всех расстраиваешь?» Она делает большие глаза и говорит: «Я даже не знаю, почему я здесь. А где мама?» — «Ну где мама — дома. Поговори с ней по телефону». Ну, она поговорила, я слышал, а потом мы еще долго болтали.
— О чем?
— О том, о сем, — уклончиво сказал он.
— А мама? Успокоилась?
— Не, опять плакала. — Рыж подумал и нахмурился. — Странные эти взрослые. Например, я куда- нибудь иду. Она говорит: «Куда?» Я говорю: «Никуда». — «Зачем?» — «А ни за чем». Она сердится, хотя я говорю правду. Ведь я еще не придумал, куда я иду и зачем.
Я рассмеялся.
— Ты фантазер.
— Тебе хорошо, — сказал Рыж. — Что хочешь, то делаешь. Никакой опеки.
— Это верно, — согласился я. — Если не считать учителей в школе, я сам по себе уже семь лет.
— Скажи, а почему родителям надо все объяснять, как маленьким?
— Я думаю, они иногда забывают, что не все можно выразить словами.
— Я это часто замечал. Даже иногда легче написать и решить уравнение, чем найти слова.
Рыж задумался. Длинные его ресницы нацелились в небо, как боевые копья. Рыж думал.
— Скажи, — он перевернулся на живот, стал разглядывать травинки, — это правда, что раньше люди не обращали особого внимания на атомы и космос?
— Правда.
— А почему?
— Потому что не знали их как следует.
— Какая простая мысль! — презрительно сказал Рыж.
— Рыж, ты поросенок, — не сдержался я, и он удивленно повернул голову. — Когда ты родился, физики уже пересчитали элементарные частицы, и были уже гравилеты, и ракеты, и сверхсильные телескопы, и астрономы уже спокойно гуляли по далеким звездам, а мой отец первый раз полетел на Марс. А раньше ничего этого не было.
— Да, — признался он, — я забыл. Ты знаешь, Март, я иногда вижу космические лучи. В темноте, когда зажмурюсь, вдруг трах! — и пролетает какая-то точка. И тогда я начинаю думать: кто она, откуда прилетела и сколько вообще всяких лучей проходит через меня, а я их не замечаю… И еще… еще мне кажется, когда вот так прищуришь глаза, увидишь что-то такое, что никто не видел. Никто и никогда. Понимаешь?
— Ты будешь ученым, Рыж.
— Нет, — сказал он, — я хочу, как ты, на гравилете. Ну, поехали?
Беззаботно позванивая, мы поднялись к распахнутому окну на пятом этаже. А там уже стояла Каричка в голубой пижаме.
— Это кто мне подкладывает галактики, кто звонит под окном? — строго спросила она, хотя глаза ее лукаво улыбались:- Я больна, мне нужен покой, мне нужна тишина.
— Это мы, — ответил я очень важно, — Всемогущий Доктор Техники Рыж и я — Вечный Студент, Бродяга Воздуха.
Каричка рассмеялась и вдруг стала печальной, вздохнула.
— Мне не нужен покой. Возьмите меня отсюда.
— Давай! — хором воскликнули мы, и даже тарелка поддакнула: трин-тра-ва. — Лезь в окно! — продолжали мы с воодушевлением и смолкли.
За спиной Карички неожиданно вытянулся строгий белый халат.
— Прошу вас зайти в двенадцать часов, — сухо сказал халат. — И если можно, не в окно, а в дверь.
— Ребята, вас кто-то зовет. — Каричка показала вниз. — Я вас жду, приходите!
Она посмотрела на нас через шарик, в котором вращалась Галактика, махнула рукой, исчезла.
