Я рассказал коротко про города, и про людей, и про наш недавний спор.
— Не скучно? — спросил я.
— Наоборот. Ты объяснил очень понятно. Сейчас много говорят и пишут. В основном общими словами. А у тебя точно. И ты во всем этом участвовал?
— Участвовал… Как ты? Чем занимаешься?
— Ничем. Знаешь, Март, на меня напала тоска. Вот сижу и думаю: зачем жить до ста лет?
— Ты будешь жить бесконечно. Скоро изобретут сон на десятки, сотни лет, и ты будешь просыпаться в новых эпохах.
— Март, ты чудак, я — серьезно.
— Ну что ты, Каричка. Ты больна?
— Увы, Март, даже не больна. Читаю вот старинный роман — «Дама с камелиями». Так вот, раньше умирали от чахотки, и все жалели этого человека. Понимаешь?
— Не очень…
— Мне кажется, я никому на свете не нужна.
— Ты нужна мне.
— Ты очень далеко, Март.
— Хочешь, я прилечу через двадцать, нет — пятнадцать минут? Сейчас!
— Не надо, Март!.. Я просто болтаю и сегодня не в духе. Не обращай на меня внимания и передай привет всем нашим.
— Каричка, ты по-прежнему моя колдунья?
— Да. Счастливо, Март! Меня зовет мама.
И все. Я долго не опускал трубку, слушая скучную тишину. Долго смотрел в окно, пока не наткнулся на Луну. Бесплодная, злая ледышка. Такую не взял бы даже для точки в моем рассказе.
Как отделяет людей пространство — время!
Особенно время…
Меня так расстроило настроение Карички, что я забыл спросить у нее про Рыжа.
С Каричкой я больше не разговаривал: только решусь, наберу номер и подзываю Рыжа. Что-то мешало мне просто, как раньше, сказать ей: «Вот и я. Не разбился, а соскучился». Я копил решимость, все откладывая разговор, как будто однажды должен был сказать важные, решающие слова.
— Эй, Март, — радостно кричал Рыж, — с гравилетом все будет в порядке! Тебе красный?
— Конечно.
— Линия крыла — как была?
— Да, Рыж.
— А как ты крепил пластины? У меня не получается. Я объяснил, как надо крепить.
— Еще дней десять, — сообщил Рыж, — и готово.
— Спасибо.
— Прилетишь?
— Прилечу.
— Прокатимся?
— Прокатимся… Как там Каричка?
— Как всегда — рассеянная.
— Рассеянная?
— Ну да, растяпа!
— Что ж она потеряла?
— Да вроде ничего. Смотрит на меня и не видит. А ну ее! Март, скажи, вы когда поймаете облако?
— Скоро, Рыж, хотя это трудно.
— Я знаю. Но ты прилетай. И Леха тебя ждет. Помнишь — который на ракетодроме?
Как же! Забыть этого ушастика с горящими глазами пирата! Да никогда! И все же, Рыж, ты одна моя мужская опора. Друзья обо мне забыли. И Каричка — я это чувствую. Ты — никогда.
Но даже Рыжу, немому хранителю моих тайн, не рассказал я об одной встрече, хотя он и знал этого человека. Речь идет о Гарге.
Он появился передо мной, когда я уныло сидел в кресле, один в пустой сумеречной комнате.
— Я часто наблюдаю за тобой, Март. Печальная картина.
— Дядя? — Я вскочил и тут же сел, подчинившись предостерегающему взмаху руки.
— Да, печальная история, я вижу. — В голосе дяди слышалось сочувствие. — Зачем тебе эти напрасные метания? Осунулся, побледнел…
— Простите, дядя, но как… как вы наблюдаете за мной? Вы ведь так сказали?
Дядя усмехнулся:
— Так, именно так. Секретов от тебя, мой мальчик, у меня нет. Но сейчас слишком долго объяснять. Ты помнишь мое приглашение?
— На Ольхон? Помню. Зачем?
— Мне нужен хороший программист. Но главное другое: именно на Ольхоне начнется новая история человечества.
— Не понимаю.
— Скажу иначе. Тебя, как молодого ученого, волнует природа облака — не так ли?
Я кивнул, польщенный преждевременно присвоенным титулом.
— Ты можешь узнать все это за пять минут и приобрести мировую славу.
— Как, на Ольхоне?
— Да.
— Облако там ответит?
— Ответит.
— Ур-ра!
От радости я бросился на дядю, чтобы сжать его в объятиях, подбросить, позвать наших, представить с гордостью: мой дядя, который… Но руки обняли лишь пустоту, я пролетел сквозь Гаргу, не остановленный ни единой частицей его тела, и врезался в стену.
Это был хороший отрезвляющий удар. Тампель-два. Действительно, после столкновения Игоря с деревом пора было отличать призраки от материальных твердых тел. И как я мог забыть поведение дяди на ракетодроме, которое Рыж назвал фокусом-мокусом! Поддался на уговоры, поверил. Или, может, уже представил свой портрет висящим в зале Совета? «Академик, физик М. Снегов. В 18 лет, работая программистом, установил связь с инопланетной цивилизацией»… Олух! Размазня! Манная каша!..
И все же, с другой стороны, дядя был подозрительно осведомлен о наших действиях. Еще звучал в моих ушах его голос, минуту назад я ясно различал в темноте черты его лица.
Я представил себе товарищей. «Ты, Март, просто переутомился. Отдохни-ка сегодня».
И решил промолчать.
— Вы слышите, оно играет?
Сгорбленный старичок указывал на открытую дверь.
— Кто оно? — не понял я.
— Само по себе. Давно уже играет, вот что я вам скажу.
Ничего необычного не было в том, что летним вечером из дверей и окон летела тихая звенящая музыка, что какой-то невыключенный инструмент играл сам по себе. И старик, подошедший ко мне, был просто старый старик, согнутый пополам временем, с мелко дрожавшей рукой. Но тон, которым он говорил, заставил меня насторожиться. Я встал со скамейки, кликнул Игоря, и мы пошли к соседнему дому.
Наш провожатый, одетый в черный, наглухо застегнутый костюм, музыкант или хранитель музея,
