оно слишком внимательно слушало меня и ничего не понимало. Я не могу вразумительно объяснить все это, но до сих пор никогда не падал в обморок. Да у меня такие нервы, что на них хоть пилой играй!..»
Так ворчал я, работая в машинном зале. И пока мои пальцы механически стучали по клавишам, я разбирал про себя разные события. Мрачный энтузиазм Гарги, маневры облака, мои споры с товарищами, доклад Питиквы, механические приматы, информация о мозге, которую я закладывал в машины, — все сходилось в одной точке: облако и Гарга хотели превратить людей в безропотных, как Килоу, кукол.
— Сон — самое превосходное состояние человека, — сказал мне сегодня утром Килоу. — Вы замечали, с какой легкостью там свершаются мечты?
— Да, — отвечал я, — во сне я часто летал.
— Полет воображения! Представьте себе, все открытия я делал во сне. И сегодня мне удалось решить очень важную проблему.
— Какую?
— К сожалению, уже два часа не могу вспомнить. Но вспомню, обязательно вспомню. Времени у меня достаточно…
Вот именно: у него достаточно. А у меня мало. Я никак не мог проникнуть в сердцевину облака. Я нервничал, чувствуя каждую минуту неизбежный ход времени, и проклинал себя за беспомощность. Я был одинок как никогда.
Философский монолог прервал доктор Наг. Он стоял за моей спиной, наблюдал, как я вымещаю злость на клавишах. Потом прервал молчание.
— Кажется, самочувствие неплохое. Я вскочил.
— Ваши литературные опыты изящны, — продолжал Наг, и я покраснел, уловив усмешку в его словах. — Но нельзя подвергать себя опасности.
— Какой?
— Неужели вы не понимаете, что выход точной информации с острова невозможен? Только профессор Гарга держит связь с миром и ведет переговоры от имени облака.
— Доктор Наг, — я подошел к нему вплотную, — объясните мне, что здесь происходит.
— Здесь ведутся опыты, вы это знаете.
Я видел, что Наг говорит серьезно, и решился сказать о главном:
— Но если все станут, как Килоу, эти опыты чудовищны.
— Я всего лишь химик, — сказал Наг. — Об остальном могу догадываться. Есть такой простой пример, описанный во всех учебниках: определенные изменения в клетках активного вируса превращают его в пассивный вирус.
— Это бесчеловечно, — сказал я, чувствуя, что побледнел.
— Раньше здесь было иначе, — спокойно продолжал Наг, не замечая моей реплики. — Но когда профессор Гарга вернулся с космической станции, вслед за ним появилось облако.
— С космической станции?
— Там он испытывал последний образец машины и сделал свое открытие.
— Станция «М-37»?
Я вспомнил, как Гарга искал на ракетодроме пропавшие контейнеры, как ругал он диспетчеров, как испортил весь праздник. Космическая станция — облако — открытие — первый бессмертный. Секрет могущества Гарги был в этой цепочке.
— Да, «М-37», — подтвердил доктор Наг.
— Надо что-то сделать!
Наг взял меня под локоть, подвел к окну.
— Попробуйте снять силовое поле, если сможете. — Он опять смеялся надо мной. — И не забудьте, что роботу можно только приказывать. Причем на его языке.
Он ушел, а я бросился к лентам записей. Вместе с последними словами Нага ко мне пришло решение. Я заменяю в машине ленту Килоу на свою (такие записи велись во время отдыха всех работников лаборатории для сравнения с состоянием подопытного). Итак, я заменяю ленту, и через несколько минут ложная информация поступает в облако. Оно решит, что подопытный чудесным образом выздоровел, воскрес, и начнет действовать. Может быть, это нечестно — подвергать профессора Килоу сильному удару, но иначе я не мог поступить. Только получив сигналы облака и реакцию Килоу, я мог предъявить ученым доказательство бесчеловечности опытов. Центр Информации расшифрует записи, узнает код облака, смоделирует его строение.
Я уже видел, как удираю с этого дьявольского острова. Выхожу — а там зеленое лето…
Едва успел я заменить ленты, как загорелся сигнальный глазок: машина передавала информацию. Профессор Килоу, которого я отыскал по видеофону, сообщил, что сегодня облако облучает его через каждые два часа. Теперь предстояла встреча с Гаргой.
Я поднялся в студию и удивился, услышав чужой, спокойный голос. Гарга обернулся на стук дверной ручки, быстро выключил динамик. Но я уже слышал — достаточно было этих двух неполных фраз: «…Опыты, опасные для человечества. Совет надеется…»
Гарга сгорбившись, сидел за столом. Он смотрел на меня и словно не узнавал. Наступило молчание.
— Это предупреждение нам, — наконец сказал я. Он встал, расправил плечи.
— Да, нам. — Гарга неожиданно улыбнулся. — Совет взволнован. Если победит мое предложение, перед социологами, философами, психологами и прочими встанет ряд острых проблем. Их надо решать быстро. Скромные земные ресурсы вряд ли устроят новое общество бессмертных…
Я слушал красноречивые рассуждения, и злость охватывала меня. Разбитые гравилеты, бледные лица, испуганные глаза — сколько еще?
— Хватит! — прервал я Гаргу. — Вы не о том. Лучше скажите, сколько жизней будет искалечено!
Дядя резко остановился, будто налетел на невидимое препятствие, уставился на меня.
— Я говорил тебе, — произнес он спокойным голосом, — что возможно усиление рационального…
— Сколько новых Килоу вы планируете?
— Опыт еще не окончен. Рано делать выводы.
— Или поздно, — подумал я вслух. — Там, на «М-37», когда вы столкнулись с облаком, вы уже знали, что оно будет нападать на нас?
— Ах, вот что… Нет, не знал.
— Почему вы не предупредили Совет? Струсили?
— О чем ты говоришь! — закричал Гарга, выходя из себя. — Твой Совет сидел в уютных кабинетах, когда я один на треклятой космической станции, один во всем космосе, увидел эту сверкающую штуку. Пока мы налаживали переговоры, я насмотрелся таких картин, каких не увидит никто, никогда — ни один сумасшедший. Я был для него первым человеком, а оно для меня — первым настоящим помощником. Я, именно я, первый договорился с ним, и мне ничто не было страшно, потому что цель была достигнута: моя биомашина работала. Случай, совпадение обстоятельств, — энергия этого дьявольского шара и моя машина, — но она ожила, она работала! Ты понимаешь, что это значит для ученого — достигнуть цели?!
— Да, понимаю! — Я тоже сорвался на крик. — Но ведь есть еще благоразумие!
— «Благоразумие»! В твоей жизни наступит момент, когда ты пошлешь к чертям всякое благоразумие и поверишь в свои идеи!
— Это предательство! — сказал я тихо, но твердо. — Вы за это ответите.
— Не забывай, что ты — мой сотрудник. И тоже разделишь ответственность.
— Я ничего не забыл… Но вы… вы никогда не посмеете облучить людей насильно!
— Насильно? — Гарга рассмеялся. — Война маленького острова со всем миром? Не думаешь ли ты, что я сошел с ума?
— Тогда откройте остров для всех!
— Это дело облака, — устало сказал дядя. Кажется, он понимал, что ловушка захлопнулась.
— Прикажите ему! — потребовал я. — Или вы тоже подопытный?
