Никто из них не имел понятия, как пользоваться этим пистолетом, пока Холмен не показал им: в надежде привлечь внимание артиллеристов и убедить их прекратить огонь был сделан выстрел. Было подготовлено подкрепление из группы солдат на трех повозках, и тут огонь нашей артиллерии внезапно прекратился.
– Они увидели сигнал и поняли, – произнес кто-то.
Поближе узнав к тому времени русских, я очень засомневался, но мы решили рискнуть. Так же поступила и пехота, вскочив и изо всех сил бросившись через насыпную дорогу и крича во всю мочь. По счастливому совпадению, те, кто уже бились сейчас с большевиками на том конце, решили закричать «Ура!» и ринуться в атаку как раз в тот же самый момент, и мы лишь могли разглядеть, как они хлынули вперед, размахивая знаменами и тучей несясь вперед к позициям красных.
Мы с Холменом и еще примерно 20 кавалеристами поехали вслед за ними. Мы были осторожны, так как насыпная дорога, если ее грамотно защищать, могла простреливаться, но нас увлекли с собой другие, и мы, топоча, ринулись к деревне, окруженные свирепыми всадниками, размахивающими саблями и стреляющими из винтовок во все стороны. На фронте шла какая-то лихорадочная стрельба, в результате которой пули вовсю свистели над головой. Но тут мы ворвались на окраину деревни.
Я видел вспышки винтовочных выстрелов и солдат, бегущих впереди нас и исчезающих за домами, потом прямо передо мной опустело седло, владелец которого перевернулся через конский крестец, вращая руками и ногами, и упал прямо на спину с глухим стуком и лязгом своего снаряжения в облако пыли. Был ли он мертв или ранен, я не знал, потому что нас понесло на улицу, и мы все были слишком возбуждены, чтобы обратить на это внимание.
Задолго до этого я понял, что кто-то должен внести хоть какой-то порядок в ведение наступления, потому что, похоже, оно вышло из-под контроля, но большевики получили достаточно, и мы услышали безошибочные признаки победы: непрерывные звуки трубы, радостные восклицания и дикий цокот копыт, застучавших по каменистой дороге. Затем винтовочная стрельба стала стихать, переходя в спорадические вспышки, пока почти полностью не прекратилась. Похоже, «неприступные» позиции у Карловки стали нашими. Они оказались вовсе не таким уже крепким орешком, в конце концов.
Все мы почувствовали некоторое облегчение оттого, что было оказано небольшое сопротивление, потому что, вопреки нашим намерениям, мы очутились в авангарде наступления и в первых рядах кавалерии ворвались в место сражения. Мы остановились, задыхаясь, чтобы убедиться, что ни наши лошади, ни мы сами не были задеты огнем. Кроме того человека, что упал на моих глазах, мы, похоже, больше никого не потеряли.
Собравшись вместе, мы решили двинуться к центру деревни, – почти совсем стемнело, и мы полагали, что разумней будет держаться поближе к основной массе войск. У большевиков была мерзкая привычка стрелять из-за угла.
Впереди нас стычки все еще продолжались, а на улицах лежали трупы людей и лошадей, перевернутые телеги. Однако, заслышав звук горна, жители стали выходить из дверей своих жилищ, улыбаясь, плача, напевая, хлопая в ладоши и радостно крича, предлагали вино, курево и деньги, пока казаки проносились мимо галопом.
Мы ускорили шаг, но в темноте я отстал от Холмена, и вдруг получилось так, что я скачу один по улицам со странной группой кавалеристов. Они выглядели весьма возбужденными, были обвешаны всевозможным оружием и яростно набросились на меня:
– Стой!
– Я – британский офицер, – неуверенно отозвался я, но они бросили поводья и окружили меня, направив дула нескольких винтовок.
Смуглые бородатые лица уставились на меня из сумрака, и я услышал скрежещущее шипение сабли, выхваченной из ножен. Эти сабли остры, как бритвы, и я уже повидал, на что они способны, и когда я подумал об этом, совсем упал духом.
– Английски! Англичани! – Я напряг свои мозги, вспоминая те несколько слов на русском, которые сумел запомнить, и похлопал ладошами, показывая на свои пуговицы артиллериста.
Я был совсем не в состоянии объяснить, кто я и что я, но в конце концов они, кажется, догадались, что я – всего лишь один из этих «сумасшедших английских офицеров», и сделал вывод, что они хотят, чтоб я отправился вместе с ними в экспедицию на поиски продовольствия. Меня, однако, беспокоило, что я потерял генерала, и моя собственная компания была для меня куда более предпочтительной, чем их, и я решил поискать штаб колонны, который к этому времени уже должен был где-то обосноваться на ночь в деревне.
Я обнаружил его вокруг потрескивающего огня от костра посреди лужайки на траве, где несколько ординарцев держали темных, разгоряченных лошадей для офицеров, сидевших за столом, а в это время приезжали и уезжали связные. Какой-то человек готовил пищу, а второй опрокидывал бутылку вина. Поодаль в полутьме какая-то группа людей устало брела мимо, а казак в меховой папахе, возможно из эскорта, затачивал широкую саблю до остроты ножа мастера резьбы по дереву. В огне костра клинок отсвечивал красноватым цветом, и казак наклонился над ним с выражением крайней сосредоточенности на лице.
Холмен и Звягинцев сидели среди офицеров вокруг костра и с облегчением встретили меня, потому что уже начали беспокоиться, куда я мог запропаститься. Было уже 11 часов ночи, и все мы мертвецки устали, так что, когда меня проводили к моей лошади, я рухнул и заснул на полу деревянной избы, где спали вперемежку самые разные незнакомые офицеры и солдаты. Кто-то шаркал ногами, кто-то бормотал на иностранных диалектах, и стоял запах коней, кожи и ружейного масла, которым они чистили свое оружие. Никаких часовых не было выставлено, и даже мало-мальские шаги не были сделаны для обеспечения безопасности – так что красный бронепоезд, который отстал от своих войск, находился на станции полчаса после того, как мы подошли к ней, и совершенно безнаказанно ускользнул от нас!
Однако к этому времени меня это не волновало. Я устал и был в восторге от того, что, по крайней мере, добрался до фронта.
Глава 7
На следующее утро мы встали рано, намереваясь на всех парах рваться вперед, чтобы к наступлению ночи взять станцию Сельщина. Ночью в избе обнаружили прятавшегося там какого-то большевистского офицера, и до того, как мы ушли, его судили под барабаны военным судом – на основании свидетельства крестьян он был приговорен к смерти и расстрелян. Это был храбрый человек, но для командиров в Гражданскую войну пощады не было, и перед смертью он с завидным хладнокровием выкопал собственную могилу.
Во вчерашнем наступлении погибла моя лошадь, так что на короткое время мне пришлось спешиться, но потом удалось заполучить место в маленькой повозке командира батареи, поддерживавшей гвардейский полк.
Такой способ наступления действовал весьма освежающе, как будто я очутился во временах Мальборо, поскольку сидел в коляске, в которую были впряжены две несущиеся рысью низкорослые лошадки, бок о бок с русским командиром, чей флаг – колоссальных размеров! – развевался с древка на козлах.
Авангард состоял всего лишь из одной роты пехоты да нескольких конных разведчиков, но без какой- либо артиллерии. Тем не менее в основные силы входили две 18-фунтовые пушки и одна батарея гаубиц калибра 4,5, а остальные орудия были приданы другой колонне.
Мост за Карловкой еще не был починен и все еще представлял собой искривленную, покоробившуюся массу поломанных и разорванных балок, провисающих до воды или плавающих посреди камыша, так что нам пришлось наступать без поддержки бронепоезда. Я решил, что по этой причине красные поезда, возможно, будут действовать дерзко, если получат хоть какой-то шанс, и сдержат наше наступление, подойдя поближе. Похоже, была возможность преподнести им сюрприз, если мы только сможем незаметно выдвинуть значительно вперед свои полевые орудия. Поскольку авангард, находившийся уже в миле впереди нас, тоже не имел близкой артиллерийской поддержки, казалось, можно было убить одним выстрелом двух зайцев.
Холмен, ехавший верхом во главе колонны, разговаривал с полковником Саксом, артиллерийским командиром, поэтому я одолжил коня, подскакал к нему и повернул беседу к отправке части 18-фунтовиков для подкрепления передового охранения. После долгой дискуссии через переводчиков он повернулся ко