– Иногда да, – был ответ. – Троцкий – опасный человек и на удивление хорошо знающий дело.
– А Деникин?
– Честный солдат и стойкий либерал с буржуазным прошлым. Сын скромного офицера и совсем не друг Романовых. Врангель происходит из германо-скандинавской семьи, которая дала десятки солдат. Он всегда отличался умом и до поступления на службу в армию получил образование горного инженера. Шкуро немножко бандит.
Похоже, беженцы восприняли победу белых как само собой разумеющееся, а среди британцев было очень много возбужденных разговоров о ситуации в Южной России.
– Там, должно быть, интересно, – решили мы.
– Судя по всему, там уйма работы, – сказал кто-то.
Все это выглядело волнующе, а мы были достаточно молоды, чтобы надеяться, как мы надеялись в 1914 г., что Гражданская война не закончится до того, как мы туда приедем.
Следующим портом были Салоники, где нам пришлось на неделю сойти на берег, но нас комфортабельно устроили в великолепном доме отдыха, ранее являвшемся турецким консульством. Здесь к нам присоединился Гарольд Куртни Армстронг из 67-го пенджабского полка, который направлялся в Константинополь по делам разведывательного ведомства. В Куте он был среди осажденных вместе с генералом Таунсендом и, выдержав экзамен на выполнение обязанностей британско-турецкого переводчика, очень широко использовался на разведывательной работе. После взятия Куга он был интернирован в Малую Азию, но сумел устроить себе побег и стал подстрекать коренных жителей на совершение набегов на вражеские линии связи. Из-за чьего-то предательства его вновь схватили и интернировали, но на этот раз в другой лагерь, ближе к Черному морю, где он столкнулся с начальником тюрьмы, отличавшимся очень дурным характером. Однако, обладая даром убеждения и знанием языка, он до такой степени вошел в доверие к остальным туркам, с которыми контактировал, что, когда пороки начальника стали настолько резко выраженными, что обратили на себя внимание властей, Армстронга использовали для обвинения начальника, и последний был за свои зверства осужден на семь лет заключения. Он продолжал проявлять очень большой интерес к туркам и после войны написал авторитетную биографию Кемаля Ататюрка.
Мы с Армстронгом в Салониках встречали многих турков из всех слоев общества, и, хотя они жили под постоянным страхом резни от рук греков как возмездия за времена господства Оттоманской империи, они казались учтивыми, благородными и образованными.
В течение недели, проведенной нами в Салониках, мы сумели одолжить машину и на ней отправились за город. К сожалению, единственный мост через невероятно раздувшийся поток был смыт, и нам пришлось довольствоваться обзором издалека, поскольку не было возможности найти машину для переправы.
В то время центр страны был наводнен комитаджами – солдатами балканской нерегулярной армии, которые были немногим лучше бандитов, – в случае чрезвычайного положения они превращались в партизан или группы сопротивления. После болгарского отступления в конце войны они собрали урожай винтовок, боеприпасов и даже пулеметов и часто постреливали по гостям своей страны, хотя никогда не предпринимали организованных акций. У нас, однако, встреч с ними не было, хотя, пока мы обедали, появился какой-то очень живописный и свирепого вида македонец на белой лошадке и уставился на нас. У него был крайне агрессивный вид, но в конце концов он приблизился к нам в принятой в этой стране манере – с головным убором в руке, выпрашивая подаяние.
Два дня спустя пришел приказ подняться на корабль Seangbee, который перенесет нас еще на несколько этапов вперед в нашем путешествии до Константинополя. Перед посадкой в нашем распоряжении в Офицерском клубе оказалась некоторая интересная информация. Между собой беседовали два человека, бывшие командирами батарей в полевой артиллерии, и они должны были вот-вот передать полный комплект оборудования своих подразделений. Один из них жаловался на большое количество запасных частей, которых нам не будет хватать, и боялся, что его заставят нести за это ответственность.
– Почему бы тебе не сходить на деникинскую свалку? – спросил другой офицер и после того, как от него добились объяснений, рассказал, что парк военных материалов, предназначенных для Деникина, – это просто отличный охотничий заказник для любого офицера, нуждающегося в комплектации вооружения своей части перед передачей. Очевидно, там не было никакой охраны, и любой командир батареи мог найти там все, что его душе угодно, стоит только попросить.
Линг взглянул на меня.
– Считаю, нам надо что-то делать, – решил он. – Иначе нам будет куда тяжелее передать эти штуки Деникину. Давай-ка договоримся со штабом и попросим надежную охрану.
Хотя эта акция не прибавила нам популярности, я уверен, от этого наша последующая работа стала намного проще.
При отплытии из Салоников мы не досчитались одного из нашей группы – капитана Стентона из 7-го драгунского полка, который появился на причале, когда корабль был уже в 10 метрах от него, и, сохраняя невозмутимость до безразличия в испытанной кавалерийской манере, остался на месте. Но к нам присоединился ряд офицеров и других военнослужащих 47-й эскадрильи Королевских ВВС, которым предстояло подключиться к авиационной части миссии.
В Константинополе мы бросили якорь примерно в 11 часов утра, и нам сообщили, что отплытие назначено на вечер того же дня. К счастью, у меня была почта для генерал-майора сэра Тома Бриджеса, главы британской миссии в Константинополе, а потому я смог отправиться на берег на катере офицера береговой службы. Я встретил генерал-майора Онслоу, под чьим командованием служил в 1910 г. в Ирландии, и попытался выудить от него и его штаба хоть какую-то информацию о силах Деникина.
– Деникин? – услышал я в ответ. – Это те еще типы!
– И что вы можете мне рассказать о них? – спросил я.
– Не так уж много. Не очень похоже на родословную нашей страны.
– Почему?
– Вам надо их увидеть!
Налицо было явное безразличие, а то и сопротивление любому действию, которое могло быть предпринято британской миссией на юге России. Никто ничего не знал, никто, казалось, не хотел ничего понимать, и никто ни о чем не заботился. Тем не менее я добился, чтобы мне переслали несколько учебных пособий, справочников и другую литературу, которая никому уже не была нужна, но мне, я знал, она понадобится, когда я начну артиллерийское обучение русских офицеров.
Из-за изрядного количества турецких мин, все еще плававших у побережья Черного моря, нам потребовалось два дня неспешного пути, пока мы добрались до Варны. Это здесь, в Варне, в 1854 г. британские полки, направлявшиеся на войну в Крым, впервые столкнулись с холерой, которая, превратившись в эпидемию, потом опустошала их ряды, но в 1919 г. это был чистый и опрятный морской порт. Французские и британские войска там исполняли оккупационные функции, но единственными носившими оружие людьми были сами болгары, которым союзники поручили самим поддерживать порядок в городе.
Из Варны мы направились через Черное море в субтропический Батум и прибыли туда рано утром, оказавшись, как это часто бывает, окутанными пеленой тумана, да к тому же в неподвижном воздухе стоял тяжелый запах нефти с нефтеперегонных заводов. Тут нам пришлось найти приют в офицерской гостинице для путешественников, чтобы дожидаться момента, когда будет следующий пароход, который возьмет нас в Новороссийск.
Последнюю неделю апреля 1919 г. ситуация в Батуме была крайне сложной. Все союзники обладали здесь внушительными войсковыми отрядами для охраны порта и для того, чтобы не дать, насколько возможно, многочисленным местным фракциям хватать друг друга за горло. Его огромное значение заключалось в его расположении на западной оконечности нефтяной трассы из Баку, а население Батума носило чрезвычайно смешанный характер, при этом доминировали грузины, татары и армяне.
Там также было много военнопленных офицеров из турецких армий Кавказского фронта, которые заполняли две лучшие гостиницы и, похоже, жили в заметном комфорте и свободно. Штаб британских войск, занимавших территории к югу от Кавказских гор, находился в Тифлисе, столице Грузии, и его функции по поддержанию общественного порядка в городе исполнялись без труда, потому что из-за своих
