так обеспокоены в 1948-м.
Обескураженные, но по-прежнему непоколебимые в своих идеях Симонс и его команда запустили еще четыре ракеты с Альбертами. Ракета с Альбертом III взорвалась. Альберт IV и Альберт V стали, подобно Альберту II, жертвами неисправности парашютов. И только Альберту VI удалось благополучно приземлиться. За время полета его биологические показатели изменились совсем незначительно. И все же обезьяна погибла – в пустыне от теплового удара, ожидая, пока ученые найдут ее. Спустя некоторое время воздушные войска все же обнаружили этого злосчастного Альберта (хотя непонятно, почему у них ушло на это так много времени). Но что гораздо важнее, ученые решили отказаться от V-2 в пользу меньшей и не столь проблематичной ракеты «Аэроби»[17].
В 1952 году Патрисия и Майкл стали первыми обезьянами, вернувшимися после путешествия в невесомость целыми и невредимыми. В течение всего полета ученые отслеживали сердечный и дыхательный ритм макак. Все оставалось в норме. Похоже, что все биомедицинские исследования того времени были сосредоточены вокруг пульса и дыхания. Медика же можно было себе представить не иначе как в образе коротко остриженного человека в белом халате и со стетоскопом, приставленным к узкой груди обезьяны. Именно так изображали их в хрониках исследований. Но от такого «пациента» многого не выяснишь.
Сделали это братья Фриц и Хайнц Хабер, основоположники аэрокосмической медицины в Люфтваффе. Именно они в 1950 году изобрели технику, известную сегодня как полет по параболической траектории. Братья Хабер подсчитали, что, если самолет пролетит по параболе, как это делает суборбитальная ракета или бейсбольный мяч, пущенный «свечой», то при движении по восходящей и нисходящей ветвям параболы пассажиры примерно на 25–30 секунд испытают то самое ощущение невесомости. А если пилот повторит этот маневр несколько раз, ученые получат достаточно материала для работы – как для подсчета убытков за разрушенные здания, так и для запуска ракет. Предложенная братьями Хабер техника резких взлетов и падений до сих пор используется космическими агентствами для проверки снаряжения или тренировки астронавтов или для надоедливых шутников (чуть позднее расскажу об этом поподробнее).
Переместимся на время в Южную Америку. У Хаберов был коллега по имени Хэральд фон Бекх, который после войны поселился в Буэнос-Айресе. Фон Бекх уже знал, что невесомость не представляет смертельной опасности для живого существа, и его интересовало другое: может ли состояние невесомости дезориентировать пилота или подвергнуть риску его способность управлять кораблем. Найти ответ на этот вопрос фон Бекх решил с помощью змеиношейных черепашек.
Фон Бекх быстро переключился с черепах на аргентинских пилотов. В серии исследований под названием «Эксперименты над человеческими субъектами» (честно говоря, если бы я в прошлом работала на нацистов, я бы выбрала несколько иное название) фон Бекх проверял, смогут ли пилоты во время обычного полета в невесомости поставить крестики в маленьких клеточках.
Результаты показали, что, большинство крестиков выходило за границы клеточек, а это означало, что в невесомости пилоты могут испытывать определенные трудности с управлением самолетом или разгадыванием кроссвордов.
Весь следующий год фон Бекх проработал в лаборатории аэромедицинских исследований при военной базе «Холломан» – той самой, где работал Дэйв Симонс и где осуществлялся проект «Альберт». Симонс хотел продолжить исследования невесомости, используя новомодную технику параболического полета. Все, что ему было нужно, – это пилот-доброволец. Нашелся только один – Джо Киттингер, который буквально построил свою карьеру на волонтерстве. «Только волонтеры получают по-настоящему интересные задания», – сказал Киттингер, выступая в музее истории космонавтики в Нью-Мексико. (Надо сказать, что у Киттенгера свое понимание «интересного». В 1960 году он сам вызвался совершить прыжок с парашютом в практически безвоздушную пустоту с высоты 30 тысяч метров над землей, чтобы проверить качество снаряжения для экстремально высоких аварийных прыжков с парашютом. Более подробно об этом я расскажу в главе 13.)
На этот раз Киттингер должен был поднять нос самолета под углом 45 градусов по отношению к земле и описать параболическую дугу вверх и вниз, наблюдая при этом за подвешенным к потолку кабины мячиком для гольфа. «Это и было нашим оборудованием!» – говорил мне Киттингер. Когда гравитация в самолете падала до нуля, мячик начинал парить. То же делал и Киттингер, естественно, но он был пристегнут ремнями к сиденью. Тем временем за пределами кабины оживали фантазии Сальвадора Дали. Фон Бекх и Симонс, помимо всего прочего, занимались тогда и изучением способности кошек выпрямляться в отсутствие гравитации. «Они просто хотели взять этих кошек и заставить их парить в невесомости, – вспоминает Киттингер. – Если какая-нибудь из них приближалась, я должен был оттолкнуть ее. Пару раз мы даже использовали обезьян вместо кошек. Их мне тоже приходилось швырять».
Когда стало понятно, что несколько секунд невесомости – это не столько опасно, сколько забавно, ученые направили всю свою неугасаемую энергию на разработку сценариев с более длинными полетами. Теперь они искали ответы уже на совсем другие вопросы. Если отправить астронавта в трех-или четырехдневный полет на орбиту вокруг Земли или вообще на Луну, сможет ли он есть, или без гравитации пища не будет спускаться по пищеводу? Как он будет пить? Можно ли использовать в невесомости трубочки для напитков? В конце 1958 года три капитана Военно-воздушной медицинской академии США при авиабазе «Рэндольф», штат Техас, при помощи истребителя F-94C и пятнадцати добровольцев попытались ответить на эти простые вопросы. Представленные ими результаты были изложены, правда, в довольно примитивной манере, так как предназначались для печати в журнале. Статья вышла под названием: «Физиология в условиях пониженной гравитации: механика поедания и глотания твердой и жидкой пищи».
Капитаны не были удовлетворены результатами своих исследований. Новые и совсем не предвиденные ранее сложности были налицо. Вода в кружке превращалась в «амебовидную массу», которая буквально выплывалась из кружки и «приземлялась» на лицо. «Жидкость. попадала в пазухи носа. Дыхательные пути часто забивались, человек практически захлебывался». Поесть было не менее опасно. Испытуемые говорили о том, как еда буквально зависала у них в глотке, а некоторые даже рассказывали, что пища поднималась в носовую полость, минуя мягкое нёбо». Пережеванная пища поднималась по пищеводу обратно в рот, создавая ощущение рвоты и недомогания. В принципе, причиной рвоты могла быть и поистине жуткая траектория полета или даже влияние невесомости на вестибулярный аппарат, но исследователи крепко ухватились за полученные ими результаты и в красках описали новый, не известный ранее феномен – отрыгивание в условиях невесомости.
Прошло пять месяцев. Наши капитаны уже стали майорами. В их распоряжении находился новый F-94C, и они начали новую серию исследований: «Физиология в условиях пониженной гравитации: процесс мочеиспускания». Интерес был вполне оправданным: где гарантия того, что в условиях отсутствия гравитации мочевой пузырь будет испражняться так же, как и на Земле? Уже имея кое-какой опыт со стаканами воды, исследователи знали, что открытые контейнеры здесь не годятся. Поэтому с помощью частей кислородной маски и небольшого метеозонда они смастерили специальный закрытый резервуар для урины. Для того чтобы эксперимент действительно удался, все испытуемые должны были дружно выпить восемь стаканов воды за два часа до начала полета. Из-за сильного дискомфорта некоторые испытуемые вынуждены были заглянуть в гальюн еще до старта. Но в целом эксперимент прошел успешно, и с удовлетворением естественной потребности больших проблем не возникло.
Киттингер часто сравнивает исследователей с детьми, мол, они такие же простодушные и доверчивые.
