но больше не упоминают о своих потерях. Один английский летописец саркастически замечает:
«Они объявляют, скольких они убили, но не пишут, сколько их самих было уничтожено. Это было чуть ли не первое сражение, когда они одолели англичан, и я не ставлю им это в упрек; хотя они из малого раздувают большое, все выставляют напоказ и не забывают ни о чем, что служит им во славу». (Это была далеко не первая победа французов, которые потеряли здесь 500-600 человек. –
Мораль Форминьи ясна: когда французы наловчились в военном деле и в каждом сражении больше не совершали грубых ошибок, неразумное применение англичанами оборонительной тактики Эдуарда III и Генриха V могло привести только к губительным последствиям. Если нельзя было найти какой-либо способ противостоять превосходящим (превосходящим и технически) силам и осмотрительным маневрам дисциплинированных регулярных войск Карла VII, англичане из-за своей малочисленности (при Форминьи англичан было больше, чем французов. –
Изгнание англичан из их континентальных владений не поставило в долговременном плане под сомнение возможности лука. (Каменный топор тоже некоторое время успешно сохранял свои позиции, когда появились бронзовые топоры. –
Найдется немного периодов, которые представляли бы для исследователя ряд интересных военных проблем, чем годы великого противоборства, в котором национальное оружие и национальная тактика англичан были направлены против таких же англичан. Однако Войне Алой и Белой розы не повезло с историками. (В этой войне мало что интересного для всех, кроме самих англичан. –
Что многие английские военачальники обладали значительным тактическим мастерством и пониманием стратегии, становится очевидным при рассмотрении особенностей военных кампаний. Эти боевые действия не имеют между собой шаблонного сходства, как если бы они исходили из приверженности одному виду наступления или обороны. Каждое сражение по-своему индивидуально, носит отпечаток особенностей применявшейся тактики. Яростные уличные схватки, известные как первое сражение у Сент-Олбанс (1455), не имеют ничего общего с беспорядочной перестрелкой у Хеджли-Мур (1464). Штурмы укрепленных позиций в Нортгемптоне (1460) и Тьюксбери (1471) не имеют сходства с генеральными сражениями при Тоутоне (1461) и Барнете (1471). Превосходство в тактике, приведшее к победе при Блор-Хит (1459), контрастирует с превосходством в вооружении, послужившим победе на Эджкотт-Филд (1469).
Видной особенностью войны явилось блестящее военное руководство короля Эдуарда IV. Он проявил себя искусным полководцем, когда ему еще не было и девятнадцати; при Нортгемптоне (1460) он обошел с фланга позицию ланкастерцев, расположенную на высоком берегу и укрепленную глубокими траншеями, прикрывавшую армию короля Генриха VI. Годом позже (1461) он спас положение, казавшееся безвыходным, совершив бросок из Глостера в Лондон, бросок в суровую февральскую погоду по раскисшим дорогам графств южного Мидленда. Это основанное на холодном расчете решение, несмотря на все опасности попасть в столицу, дало ему корону и в решающий момент войны склонило чашу весов в его пользу. Если, утвердившись на троне, он из-за беспечности и самонадеянности и поставил себя под угрозу, то он же опять и был первым, кто подал сигнал тревоги. Его решительные действия весной 1470 года, когда кругом царила измена, явились блестящим примером приносящей удачу немедленной реакции[73]. Его талантом была отмечена и последняя военная кампания, включавшая сражения при Барнете и Тьюксбери.
Совершить переход из Йорка в Лондон, без больших потерь прокладывая путь сквозь сонм врагов, было искусным маневром, если к тому же принять во внимание измену некоторых враждебно настроенных командиров. При Барнете, обратив случайное явление – туман – в свою пользу, Эдуард IV показал, что владеет тактикой не меньше, чем стратегией. Непредвиденное обстоятельство, когда и та и другая армия обходят с фланга друг друга, само по себе не дает преимущества одной стороне; оно лишь служит проверкой способностей обоих командующих. Но благодаря предусмотрительности Эдуарда IV, оставившего резерв, потери на левом фланге не были такими уж серьезными, тогда как аналогичные потери на левом фланге Уорвика обернулись для него катастрофой. Сам же Уорвик, если изучить всю его карьеру, скорее оставляет впечатление мастера закулисных политических махинаций, нежели крупного военного деятеля, каким его обычно считают.
После победы в Барнетской битве вторая половина кампании началась с броска Эдуарда IV, чтобы перехватить королеву Маргариту (жена разбитого при Нортгемптоне (1460) и взятого в плен Генриха VI; в 1464 г. бежала во Францию, высадилась при поддержке французского короля Людовика XI в Англии, но была разбита. –
В результате военачальники Маргариты расположили свои силы на поднимающейся в сторону города местности, удобной позиции, где сзади поднимался склон холма, а фланги хорошо прикрывали заросли кустарника и крутые берега. Однако Эдуард не торопился брать силой боевые порядки противника; вместо открытой атаки он подтянул орудие и лучников, сосредоточив огонь на одном из флангов противника. Командовавший там Сомерсет в конце концов так разозлился, что покинул свою господствующую позицию, дабы отогнать стрелявших. Его атака какое-то время была успешной, но оставила роковую брешь в позиции ланкастерцев. В центре не позаботились о том, чтобы закрыть эту брешь[75] , и Эдуард получил возможность ввести в нее свою главную баталию и тем самым занял эту позицию и загнал противника в мешок в Тьюксбери, где большинство в конечном счете вынуждено было сдаться.