Рэнд перестал читать. Возникло какое-то новое, незнакомое ощущение. Он смотрел в раскрытую книгу. Что же это?
Встал с кровати, подошел к столу. Положил на него Библию и нашел последние страницы Евангелия от Марка. Водил по ним пальцем и пытался понять, что чувствует, о чем думает. И вдруг его осенило.
Он и раньше слышал библейские истории, некоторые читал — еще в детстве. Старался запомнить, какие тексты читают на свадьбах, какие — на похоронах. Но того ощущения, которое возникло в эти несколько часов, никогда не было. Он не единожды слышал все эти слова, но они никогда не производили на него такого сильного впечатления.
Адам и Ева, Давид и Голиаф, Иона и кит. Лазарь. Захария. Иисус. Распятие. Воскресение. Хорошо знакомые истории, по крайней мере, он знал их давно. Но всегда библейские сказания оставались только историями. Он воспринимал их как сказки для детей. Гензель и Гретель, Красная Шапочка, мальчик, который кричал: «Волк!»
Но сейчас он увидел все это другими глазами. Он читал Библию не как художественное произведение. А все потому, что в усыпальнице в Тальпиоте он своими глазами видел надпись «Каиафа» на оссуарии. И возможно, держал в руках кости того самого первосвященника, о котором шла речь на этих страницах. Теперь эти слова, фразы и главы были свидетельством. Такой же достоверной информацией, какую он вчера весь день заносил в компьютер.
Рэнду никогда не приходило в голову, что рассказы об Иисусе могут быть правдой.
28 год от P. X.
Иерусалим, Храмовая гора
Каиафа только что покинул Зал тесаных камней вместе с двумя братьями жены, Ионатаном и Александром. Они шли за ним следом. Шум уже стих. Они свернули за угол и вошли во Двор язычников, окруженный с трех сторон колоннадой. Каиафа резко остановился, будто перед ним возникла стена.
Что здесь творилось!
Столы менял перевернуты, повалены набок, а мостовая усыпана монетами. Теперь, чтобы отделить храмовые монеты от римских, понадобится не один час. А навести здесь хоть какой-то порядок, чтобы можно было снова заняться делом, удастся вообще неизвестно когда.
Обескураженные торговцы бродили среди этого бедлама как потерянные, пока другие лихорадочно ловили голубей, хлопающих крыльями, блеющих овец и мычащих волов, пытались заново установить разбитые палатки и починить стойла. Собиралась толпа зевак. Одним было просто любопытно, что произошло, другие открыто торжествовали, третьи застыли в изумлении.
И был еще один человек.
Он стоял среди разбитых клетей и палаток, перевернутых столов, рассыпанных монет и растерянных людей. В руке его была зажата толстая веревка. Он спокойно смотрел вокруг, как десятник, изучающий место будущей стройки.
— Уберите все это, — сказал он громко.
Глаза его горели, но это было не безумие, а осознание собственной власти и гнев. Он притягивал к себе внимание, и все, кто был на площади, смотрели на него с изумлением.
— Дом Отца Моего не делайте домом торговли.
— Где охрана? — спросил Каиафа, оглядываясь вокруг в поисках храмовой стражи, чтобы отдать приказ. — Почему они не делают свою работу? Почему этого человека до сих пор не схватили?
— Подожди, — сказал Александр, выходя вперед.
— Ждать? Не говори глупостей! — взорвался первосвященник. — Если на то пошло, я сам его остановлю.
Он хотел было обойти Александра, но Ионатан присоединился к брату, чтобы задержать зятя.
— Александр прав, — сказал он. — Послушай. Все знают, что эти столы и стойла принадлежат тебе и нашему отцу, Анне.
— Это еще один повод схватить его!
— Нет. — Александр покачал головой. — Посмотри на этих людей.
— И что? — вскипел Каиафа.
— Посмотри на них, — повторил Ионатан.
Скрипя зубами, Каиафа позволил братьям жены преградить ему дорогу и бросил взгляд на толпу, окружившую площадь с трех сторон. Он вглядывался в лица. Они довольны. Кто-то смеется. Старуха грозит кулаком меняле, покидающему площадь. А вот знакомое лицо. Фарисей Никодим стоит в тени портика Соломона и восхищенно смотрит на человека в центре площади.
«Конечно, — подумал Каиафа. — У фарисея от такого зрелища сердце не будет обливаться кровью».
Фарисеи приносили жертвы в Храме подобно другим верующим евреям, но они совершали и другие обряды, такие как чтение Торы в синагогах, предпочитая их посещению Храма. Храм был опорой саддукеев, а Тора — основой авторитета фарисеев. Но толпа-то состояла не из одних фарисеев…
— Посмотри, сколько народа, — сказал Ионатан. — И все они считают, что этот человек совершил смелый поступок. И при этом поступил справедливо.
— Как они могут так думать? — ужаснулся Каиафа.
Братья переглянулись. Александр заговорил так, словно вынужден сообщать неприятные вещи.
— Торговцы обманывают людей.
— Что? — не поверил Каиафа.
Он чувствовал, как в нем закипает гнев.
— Храмовые торговцы? В доме Господнем?
— Мы хотели этому помешать, — начал Ионатан.
— Но уследить за ними невозможно, — закончил его мысль Александр.
Возмущению Каиафы не было предела. Конечно, они сыновья Анны. Когда Каиафа стал первосвященником, он осторожно, но последовательно стал проводить реформы. Он не собирался упразднять торговлю в Храме. Паломникам было проще купить жертвенных животных на месте, а не везти с собой вола или ягненка. И ни при каких обстоятельствах денежные пожертвования не могли быть принесены римской монетой с изображением профиля императора или префекта. Все это делало присутствие в Храме менял и торговцев необходимым, но и позволяло совершать беззакония во времена священничества Анны, Измаила, Елеазара и Шимона. Купцы заламывали немыслимые цены за жертвенных животных. Священники проверяли животных, привезенных для жертвоприношения, и лишь в редчайших случаях не могли найти в них изъяна, делающего вола или ягненка непригодным для жертвы. Тем самым паломников вынуждали покупать животных у храмовых купцов. Те же исправно платили процент с прибыли первосвященнику. Менялы брали пошлину за обмен римской монеты на храмовую и тоже делились со священниками.
Каиафа считал, что ему удалось изменить положение вещей. Он ограничил наценки и пошлины, ужесточил надзор за соблюдением Закона при проверке жертвенных животных. Он знал, что не может пойти против системы, которая приносит доход его семье и семье жены, но надеялся, что торговлю можно сделать честной и при этом получать прибыль, пусть и небольшую. Но Каиафа знал, что братья жены были яростными противниками его реформ и в их интересах было сделать так, чтобы все оставалось по-прежнему.
Каиафа посмотрел на человека, который решился всем открыть глаза на происходящее.
